Затем речь зашла о других, более постижимых опасностях. Один крепостной помянул турок.
— Говорят, они на львах голяком скачут. Потому только и Дунай не перешли еще, что львы иначе как по льду не могут, — сказал он, вроде бы обращаясь к своему соседу, сидевшему нахохлясь подле него. Однако было ясно, что слова его, собственно говоря, предназначены молодому барину, только не смел мужик прямо к нему обратиться. Янко понял это, почуял и то, что все они здесь ждут его слов, как откровения, и, будучи все в том же снисходительном расположении духа, бросил им несколько фраз — как давеча бросил дичь.
— Все это враки! Турки такие ж люди, как мы, только безбожники, псы языческие…
Сказать больше он почел неуместным при существовавших между ними отношениях. Но правда и то, что у него самого сведений о турках было немногим более… Слухи о турках доходили, конечно, и до него — чего только не болтали об этих нехристях люди, даже малых ребят ими пугали, — но ничего на самом деле серьезного он ни от кого не слыхал. Даже отец — а он-то близок к королю — мог бы, кажется, выведать хоть что-то — твердил только, что они язычники и что надо укреплять крепость, не ровен час нагрянут.
С неба стремительным ястребом обрушился ветер, подхватил, разбросал накаленные угли. Когда зашло солнце, сразу похолодало, и даже возле костра не хватало тепла. Янко захотелось домой, он взглянул на небо. Но небо оставалось черным, и кругом было темным-темно; луна еще не взошла, а если и взошла, то была скрыта толстыми подушками облаков. Может, ветер разгонит облака. В темноте все виделось иначе, чем днем, и теперь Янко жалел, что не послушался тогда Янку. Они давно были бы дома. Домашние небось тревожатся: братья никогда еще не задерживались так поздно…
А у крестьян настроение изменилось совсем в иную сторону: то ли запах и вкус жареной дичи, то ли несколько скупых слов, сказанных Янко о турках, были тому причиной — но они совсем развеселились и оживленно между собой заговорили…
— Вчера у Андораша свадьба была, — сказал один парень. — Нынче уж Анка молодушка…
— Да не ты ей помог в этом, — ехидно вставил другой. — Знаю, была у тебя охота…
— Зачем языком треплешь? — взвился парень.
— Слух идет, будто и ты ходил к ним на очаг глядеть… Да только тебе на порог указали…
— Брехня все! И ты брешешь! И всякий, кто говорит или верит тому.
Остальные сперва не придали значения перепалке и даже подзадоривать стали парней разными шуточками, а те вдруг повскакали от костра и сцепились, душа друг друга мертвою хваткой и с таким ожесточением, что один из сидевших у костра мужичков постарше прикрикнул:
— Эй, полегче, гору свернете!
А Янко, боготворивший силу, вновь воспылал удалью при виде буйной этой схватки и, позабыв о своем достоинстве, подбадривал драчунов: — Крепче зажимай! За шею, за шею его хватай! Ох, и дурень же ты, раззява!
А когда парень, заподозренный в неудачном сватовстве, уложил противника на обе лопатки и встал над ним, тяжело дыша, Янко вдруг подскочил к нему и крикнул:
— А ну, становись! Померимся силою!
Необычное предложение было встречено удивленной тишиной. Янку попытался протестовать:
— Уж не станешь ли ты с холопом вязаться?!
Но Янко только отмахнулся. А так как парень готовился к схватке весьма неохотно и, видимо, был бы рад улизнуть, Янко предупредил его:
— Не прикидывайся, будто всю силу вкладываешь, борись по совести, а не то велю батогами тебя угостить!
Услышав это, парень так перетрусил, что схватился с Янко всерьез и в два счета уложил его наземь. Исход схватки был встречен с молчаливым ужасом, мужики дохнуть не смели, а парень стоял над Янко с такой испуганной, несчастной физиономией, будто его самого сбили с ног, да не один, а по меньшей мере двадцать раз подряд… Прежде всех опомнился надсмотрщик и злобно накинулся на парня:
— Ах ты свинья, мужицкая харя! Да как ты посмел бесчестие такое учинить? Да я тебе все кишки выпущу, пес смердящий!
И он так лягнул парня по ноге, что тот упал, а надсмотрщик начал лупить его палкой, пиная еще и ногами. Подбежали воины из сопровождения молодых господ и тоже стали избивать парня; один воин помог Янко встать с земли. С трудом поднявшись, злой и пристыженный, Янко бросился прямо к коню. Янку и свита поспешили вслед. Надсмотрщик остался один, но и сам отлично справился с экзекуцией. Парень постанывал, но, казалось, только по обязанности, будто считал побои заслуженными, и даже не пытался укрыться от ударов; прочие мужики неподвижно сидели вокруг костра и молча смотрели, как истязают их товарища.