— Все же, думаю, не по правилам решили мы ратное дело. Истинный витязь не станет топтать скотом других витязей. Даже если они язычники!..
Он ронял слова негромко, как бы сетуя на себя самого, но Янко понял, что упрек относится к нему, и тотчас взвился:
— Чего же ты моему совету внял, ежели теперь так судишь?
— Я не тебя виню, — оправдывался молодой Лазаревич. — Все мы в том повинны. Достойно ли славного и храброго витязя победу не от себя, а от скота ждать?
Однако Янко не смирился.
— Доблести учить меня не приходится, это и тебе, верно, известно! Однако доблесть не сама по себе потребна, а победы ради. Отчего же не помочь себе разумом, коли с ним победить ловчее?
— Разум для битвы нужен, а не для того чтоб ее избегать. Иначе это просто хитрость недостойная. Хитрость льва, а не лисицы прилична рыцарю. Разве не так, господин юный Янко?
— Зачем же тогда у лисы хитрость занимал? Или львиной у тебя не хватило?..
Тон спора становился все резче. Гарцевавшие с ними рядом воины, желая предотвратить ссору, заговорили примирительно.
— Полно вам, погодите до Смедерева!
— Господин Стефан рассудит по справедливости!
— Он скажет, чья правда!..
На том оба успокоились — во всяком случае, сделали вид, что спокойны, — и молча пустили коней рысью. Янко грызла злость, хотя ссоры с сыном деспота он не хотел. Но сравнить его с лисой!.. Нет, погоди, он тоже скажет свое господину Лазаревичу!
Солнце стало уже клониться к западу, когда под звонкий цокот копыт всадники въехали по спущенному мосту в крепость. Воины, подняв кверху забранные у турок сабли, показывали их народу, размахивали, как знаменами, развернутыми тюрбанами. Жители крепости, видя, что поход оказался удачным, приняли их с радостными, хвалебными кликами. От славословий настроение у всех поднялось и даже злость сцепившихся друг с другом двух молодых витязей смягчилась.
Едва они спешились, как явился писец деспота мастер Петер и передал Янко приказ явиться к господину Стефану.
— Может, и он уже наслышан о победе, стадом одержанной, — с легким ехидством сказал младший Лазаревич. — Так ты уж доложи ему.
— Не бойся, случая не упущу! — отрубил Янко и отправился вслед за писцом. Однако внутренне он не был таким уверенным и спокойным, каким казался. Чего, в самом деле, хочет от него деспот, зачем так спешно зовет к себе? О нынешнем столкновении с турками он знать еще не может, ведь посланные за стадом воины до сих пор не прибыли в крепость. Да если б и знал… Янко не сделал ничего дурного…
Они прошли в оружейную, где деспот любил проводить время в тихом обществе оружия и щитов, — особенно с тех пор, как по старости и болезни не часто мог по-настоящему ими пользоваться. Когда Янко и писец вошли, деспот лежал на брошенных в углу шкурах; опершись на локоть, он принял явившегося к нему витязя. Янко, взволнованный, с бьющимся сердцем склонил пред ним голову. За годы, проведенные здесь, он научился не только уважать, но и любить славного, прямодушного старика, честно заботившегося о судьбе своего края. И деспот, устало глянув на него со своего ложа, любовно погладил юношу взглядом.
— Вернулись, сынок, с набега? — тихо спросил он. — И с чем же вернулись?
— С победой! — не сдержав волнения, ответил Янко.
Деспот улыбнулся его пылкости, а потом, посерьезнев, со старческой медлительностью продолжал:
— По крайности со славой простишься с Смедеревом. Истинный витязь и мечтать о лучшем не может!
От этих слов у Янко перехватило дыхание; а деспот поднял лежавшее возле него ппсьмо со сломанной печатью и показал ему:
— Со слов отца твоего писано. Доводит он до ведома нашего, что приготовил место тебе, твоим воинам и коням при дворе господина Сигизмунда в Буде… Весна ныне мягкая, скоро можно и в путь…