— Спятил ты на старости лет! — сказал Денгелеги, но Янош не обиделся, а хвастливо возразил:
— И ты бы так спятил от радости, было б от чего! Старый ты хрыч!
Ветви деревьев колыхал уже осенний ветер, и на склонах лысеющих холмов вдоль села сиротливо клонились виноградные кусты. Они опирались на вбитые меж их корней колья, похожие на нищих, что просят подаяния, держась за суковатые палки. Смеркалось. Далеко на северо-востоке пылали в красном свете вершины горы Фрушки — казалось, там горели леса.
— Горы ветер сулят, — сказал Мартон крестьянину, бредущему с ним вдоль виноградников.
— Угу! — тихо отозвался тот, выплюнул застрявшие меж зубами виноградные зернышки и старательно расчесал усы.
Больше о природе говорить было нечего, и некоторое время оба молча шли мимо обобранных кустов, иногда останавливались, шарили среди гремящих листьев, а найдя забытую гроздь винограда, срывали ее и тотчас начинали чавкать. Так они коротали время. Да и не оставалось им ничего иного, кроме как время коротать, раз уже ничем полезным заняться нельзя; а так хоть не совсем без дела протекала пора ожидания.
— Малость рановато пришли, — снова начал Мартон и босой ногой отбросил с дороги поваленный кол. И так как приятель не проявил никакой склонности к беседе, вновь повторил только что сказанные слова: — Малость рановато пришли мы, Герге…
— Малость рановато, — согласился Герге невозмутимо и взялся за только что сорванную гроздь.
Некоторое время они обдумывали про себя установленный при дружеском согласии факт и продолжали копаться в кустах. Однако вскоре заговорил Герге, и на этот раз несколько живее:
— Ну, я уже листья жухлые за грозди принимаю, — сказал он, отплевываясь. — Больно темно стало.
Они бросили поиски и, подойдя к подвалу, прорубленному в подножье холма, уселись у входа на землю.
— Когда остальные-то явятся? — спросил Мартон, осматриваясь в сгустившихся сумерках.
— Магистр Балаж из Чевице придет. Вскоре после захода солнца тут будет, он мне сам сказал.
— Я только одно говорю — наступит час, когда напрасно ждать его станем. И с ним будет то же, что с магистром Балинтом, булкенским приходским священником… Воины попа Якоба и нынче по селу шастали. Сам видел, как к дому старосты пошли.
— Староста! — сердито отмахнулся Герге. — С той поры как господа Мате Канди старостой поставили, только и знает, что задницы им лизать.
— А моему отцу Канди сказывал, будто он одной с нами веры держится, но приказы оглашать все ж обязан!
— Это он так только! Чтобы доверялись ему. Верно тебе говорю. Предатель он, Иуда — даром что зовут его Мате… И булкенского священника по его навету схватил поп Якоб…
— Многие так говорят, да про него и поверить нетрудно. Особо после того, как в прошлом году при разделе пастбищ он в свою пользу ошибся. Этот за кварту масла продал бы и небесное блаженство, коли уповал бы на него… Я так и сказал отцу: не связывайтесь вы с ним, даже в разговор не вступайте!
Они тихо низали слова, между фразами прислушиваясь к доносившимся от села звукам, но слышали лишь собачий лай да меланхолический рев скота, бредущего на водопой.
— Староста!.. — снова начал было Герге, но вдруг умолк. Оба внимательно прислушались. Они еще только телом ощутили, как вздрагивает земля от приближавшихся шагов, но вскоре тишину вечера спугнуло тихое гуденье человеческих голосов.
— Кто-то идет…
Подошли трое. Негромко поздоровавшись с ожидавшими, уселись с ними рядом.
— Земля уж холодная, — расположившись, сказал один из пришедших. — Промерзнет зад, еще колику схватишь.
— Поп Якоб ее из тебя выгонит, — поддразнивая, ответил другой. — Сунет кол в задницу, вмиг твоя колика к соседу перебежит.
Все вволю посмеялись, только Мартон сердито проворчал:
— Поп Якоб верующих колом не балует, он их на огне любит поджаривать. Да вы и дождетесь этого, коли так громко забавляться станете!
Предостережение и упрек умерили веселье, крестьяне призадумались, а когда вновь приглушенно завели беседу, речь пошла совсем об ином.
— Сын-то Кутаров и нынче домой не вернулся, — сказал один из вновь прибывших. — Я с отцом его говорил. Он думает, к солдатам сын сбежал. Потому дружок его самый разлюбезный, Андораш Тизур, вместе с ним пропал, а они давненько друг дружку подбивали в солдаты податься.
— Ну из этих-то добрые солдаты выйдут. И в безделье и в разбое будут первыми. Они и дома не больно усердно спину гнули, — добавил другой. — Так что отец немного потерял, это уж верно!