Выбрать главу

— Мастер Ференц, а ваша милость как скажет, есть ли турки-то? — обратился Герге к подошедшему портному Ференцу Биттеру, который еще и не подсел к ним, а только стал сзади, широко расставив ноги, и погрузился в мрачное молчание.

Услышав вопрос, все умолкли и повернулись к портному. Не только потому, что портной Ференц был самым ученым среди них и отцу Балажу любезным человеком, но и потому, что характера он был вспыльчивого, вздорного, легко и ударить мог, если его рассердить, да к тому ж и силою обделен не был. Вот и теперь он возвышался над ними огромный, словно бегемот, еще увеличенный размытой темнотою тенью, похожий на громадного каменного идола, что в любой момент может обрушиться на них и задавить. Но это чувство боязни возбуждалось не только могуществом темноты, равно увеличивающей и тела и страхи: они всегда ощущали страх, когда он был среди них, с ними. Они никак не могли взять в толк, что нужно меж ними этому человеку. Их-то самих вновь и вновь гнали сюда, в виноградники, в глубину подвалов с затхлым, кислым воздухом, отчаяние, нужда и мучения; слушая слова священника Балажа о полной греха и безбожных заблуждений жизни благородных господ, они понимали, что слова эти прежде всего направлены против тех, в ком они видят своих мучителей. И когда священник Балаж говорил о новой, истинной вере, они вкладывали в его речи свою веру в лучший для них мир. Но чего ищет здесь этот портной, дворянин, судьба которого завиднее, чем у них десятерых, вместе взятых? У него есть дом, есть скот, есть холопы, которые обрабатывают его поле, да и ремесло ему немалый достаток дает. Верно, священник Балаж тоже не их поля ягода, как и другой булкенский приходский священник, которого уже схватили за проповедь новой веры. Эти тоже не им чета, а вот пришли же к ним. Но тут все-таки иное: они священники и рождены, чтобы провозглашать глагол веры. А портной Ференц всего лишь портной, не более!

Со страхом и сдержанностью, смешанными с уважением, они ожидали, что ответит Биттер на вопрос Герге. Ференц немного помолчал, словно готовя про себя ответ, потом заговорил зловещим, как у выпи, голосом: