— Видите ли, герр Либехеншель, я жду, когда мне исполнится четырнадцать, чтобы поступить сразу в старшую группу.
— А чего ждет твой брат? Ему ведь уже четырнадцать.
— А он… это… — Алекс уже не знал, что соврать, — он ждет меня, чтобы уж вместе за компанию.
— Папа, ну чего ты пристал с этим гитлерюгендом? — вмешалась Шарлотта. — Ты лучше не забудь купить нам с Алексом билеты в цирк. Ты ведь обещал.
— Непременно, но только на утреннее представление — рано вам еще посещать вечерние мероприятия.
— А ты состоишь в гитлеровской молодежи? — спросил Алекс Шарлотту, когда они вышли на улицу.
— Да, в «Молодых девушках». Мы собираемся по субботам в школе, а иногда в доме партии, — ответила она.
— Ну и скукотища же там у вас, наверное? Песенки небось всякие поете или платочки вышиваете.
— По-разному. Зато в Союзе немецких девушек будет намного интереснее.
Через несколько дней Густав Либехеншель действительно пришел к Шелленам. Эйтель предупредил отца не заводить разговор о политике, а если такой разговор начнет их гость, быть предельно лояльным к его взглядам.
— Папа, это нужно для дела.
В прихожей, в простенке между дверьми, ведущими в комнаты, они вывесили флаг со свастикой, которому инженер Либехеншель отсалютовал поднятой рукой, сопроводив этот жест коротким словом «Хайль!». Вильгельмина, польщенная тем, что ее дети водят знакомство с таким уважаемым человеком, приготовила угощение, и все остались довольны. На чердак в мастерскую братьев их гость, обладавший немалой комплекцией, лезть не решился, но Эйтель принес ему заготовку зеркала, шлифовальник и обстоятельно рассказал о проблемах с окуляром и отклоняющим зеркалом. Инженер пообещал раздобыть для «общего дела» окуляр от настоящей подзорной трубы, а в качестве плоского зеркальца предложил преломляющую призму от морского десятикратника, у которой останется только посеребрить одну из граней.
А еще через несколько дней Алекс и Шарлотта сидели в первом ряду лучшего в Европе (да что говорить — во всем мире) цирка семейства Сарасани. Представление было феерическим. Страусы, жирафы, слоны, муравьеды, уж не говоря о всяких там антилопах, а в перерывах забавные клоуны, один из которых однажды упал, растянувшись прямо перед Шарлоттой, да так, что его красный нос отскочил в сторону. Все веселились, а она, крикнув «Растяпа!», залилась звонким смехом.
Потом они гуляли по набережной, и Алекс впервые ощутил свободу их непринужденного общения. Они стали встречаться почти каждый день, часто втроем. Ходили в кино, катались на речном трамвае, посещали музеи, собирались дома, чтобы отметить чей-нибудь день рождения. Инженер Либехеншель однажды устроил мальчишкам экскурсию на свой завод, а фрау Шеллен приглашала Шарлотту и ее родителей на премьеры своего театра.
На некоторое время эта девочка с редким именем Шарлотта стала неотъемлемой частью мира братьев Шеллен. Частично она даже заслонила собой их мальчишескую компанию, за что ее и Алекса некоторые «чертополохи» стали обзывать невестой и женихом.
А что касается затеи с телескопом, то в один ненастный дождливый день произошел трагический случай, отбивший всякую охоту заниматься его дальнейшей постройкой. В ту злосчастную среду 13 сентября Эйтель установил заготовку зеркала в вертикальное положение, собираясь в очередной раз проверить его геометрию с помощью лампы и «ножа Фуко». К этому времени на лицевой поверхности иллюминатора уже имелось практически готовое углубление с нужным фокусным расстоянием, которое оставалось только подправить, и можно было переходить к операциям тонкого шлифования и полировки. Он прислонил стекло к стопке книг, подложив с боков деревянные брусочки, и в этот момент его позвали вниз обедать. Вернувшись, Эйтель обнаружил расколотое на две половины зеркало лежащим на полу. Мокрые кошачьи следы и раскрытое слуховое окно не оставляли сомнений в причинах произошедшего.
Эйтель, который к этому времени значительно поостыл к своей идее, погоревал, конечно, но не долго.
— Значит, не судьба, — только и сказал он обескураженному брату.
Неделю назад по случаю дня рождения старшего сына отец подарил им знаменитую «камеру Лейтца» — фотоаппарат «Лейка» 2-й модели с отдельным видоискателем и дальномерной фокусировочной системой. Эйтель тут же увлекся фотографией, обретя в этом увлекательном занятии свое утешение.
* * *Алекс с размаху шлепнулся в сухую прошлогоднюю траву и от удара едва не потерял сознание. Задержись он в падающем самолете еще на несколько секунд, и его парашюту не хватило бы высоты, чтобы нормально раскрыться и погасить скорость. Несколько минут он лежал лицом вниз без всякого движения и только тяжело дышал. Он осознал, что жив, но не испытал по этому поводу никакой радости. Он не знал, как отнестись к своему спасению. Ощущая только биение собственного сердца, он не чувствовал, как вздрагивает под ним мерзлый грунт, не слышал гула канонады и моторов. Вернее, его мозг просто не воспринимал все эти ощущения.