Все это были ставшие уже стандартными распоряжения. В обязанности Алекса входила проверка кислорода, систем персонального обогрева с уделением особого внимания исправности перчаток, а также прослушивание вражеского эфира. Знание языка, а главное, многих тонкостей профессионального жаргона немецких радистов ПВО позволяло Алексу держать свой экипаж в курсе некоторых событий. А что касается перчаток, то как раз благодаря обморожению пальцев обеих рук прежнего стрелка верхней турели Алекс и попал в этот экипаж.
— Кофе будет готов через десять минут, — доложил Лиотта.
Алекс рассеянно слушал эфир и смотрел на облака. Он неплохо разбирался в их видах: несколько месяцев его работы в Кингстауне, которой предшествовала стажировка при метеослужбе в Хай-Уайкомбе, не прошли даром. Но в отличие от метеорологов он видел облака не только снизу. Одних кучевых — плоских и средних, разорванных и мощных, лысых и волосатых, с наковальней и с грозовым валом — он различал десятки. Он отличал облака хорошей погоды от тех, которые грозили стремительной трансформацией и даже зимой, состоя из кристаллов льда, несли в себе миллионы киловатт статического электричества. Они зажигали на кончиках лопастей пропеллеров голубые огоньки святого Эльма, превращая винты ночных бомбардировщиков в сияющие нимбы. Но настоящим королем облаков была cumulonimbus incus — «наковальня». Восходящие воздушные потоки, скорость которых иногда достигала 50 узлов, возносили гигантскую плоскую вершину «наковальни» на высоту до 45 тысяч футов. Обычным самолетам и на меньших высотах уже не хватало плотности воздуха. И не дай вам Бог оказаться на пути такого потока, взлететь вместе с ним туда, где небо из голубого становится по-королевски черно-синим, чтобы в следующее мгновение, утратив собственный вес, свалиться в смертельный штопор.
Сейчас над Европой висело не менее трех ярко выраженных ярусов, между которыми стелились промежуточные слои-пелерины и бесформенные обрывки-фрактусы. Над непроницаемым нижним ярусом господствовал сильный западный ветер. Сумерки уже полностью властвовали внизу.
— Кофе готов, господа. Мистер Шеллен, спускайтесь.
Когда Алекс, протиснувшись через тесное пространство над бомбовым отсеком, загроможденное четырьмя дополнительными баками по 400 галлонов каждый, коробками с фольгой и шкафами с новейшей навигационной и радиоаппаратурой, добрался до кабины пилотов, там стоял хохот. Скорее всего картавый Лиотта рассказал очередной анекдот про итальянскую мафию. В это время «Ланкастер» шел на автопилоте на высоте около трех километров с крейсерской скоростью около 200 узлов. Традиционный кофе — единственный на пути к цели атаки — они пили почти все вместе, исключая стрелка хвостовой турели.
— Что там слышно, Алекс? Что говорят немцы? Они нас видят? — спросил командир.
— Да, сэр, но они еще не оценили численность. Из Франкфурта передают о двух больших группировках и сетуют на постоянные потери контакта. Похоже, что их уже глушат фольгой. Штабы в Арнеме и Меце объявили боевую готовность в нескольких эскадрильях.
— А Дебериц?
— Пока неясно, возможно, кодирует передачи.
— Еще рано, джентльмены, мы только приближаемся к устью Соммы, — обжигаясь горячим кофе, произнес их навигатор Гарри Фаррел, пожалуй единственный чистокровный канадец в экипаже. — Кстати, скоро наша очередь швырять бумажки. Примерно через час. Интенсивность — пачка через три минуты. Ветер — самый подходящий, с восходящими потоками. Он понесет их на восток и продержит в воздухе часа три, не меньше.
— Шеллен, а что от вас нужно было в штабе? — спросил Хокс, развернувшись в кресле пилота и засовывая в рот незажженную сигару.
— Думаю, меня хотят комиссовать, сэр. Обещали вызвать еще раз.
— Если медики признают последствия контузии, снимут с полетов. — сказал Рик Аркетт, второй пилот и самый старший член экипажа. — С нашими перепадами давления нужна не голова, а медный таз. Мой тебе совет, Шеллен, бросай ты это дело. Война скоро кончится, и из ста тысяч летчиков оставят не более тридцати самых молодых и здоровых. А закрепишься в наземной службе, глядишь, и до пенсии дотянешь. Тебе, кстати, выдали флаг?
— Какой флаг? — удивился Алекс.
— Значит, это твой, — флайт лейтенант Аркетт (по прозвищу Краб) изогнулся и протянул Алексу небольшой серый конверт, — засунь во внутренний карман или за голенище. Если залетим к русским, вскроешь, развернешь и будешь махать над головой, чтобы тебя не пристрелили.
— А что здесь? — так и не понял Алекс.
— Тебе же говорят — британский флаг, на котором по-русски крупно написано: «Я — англичанин». Они не учли, правда, что сейчас в воздухе кроме англичан несколько сотен канадцев, австралийцев, южноафриканцев и десятка полтора поляков, — проворчал Аркетт.