Шеллен облегченно вздохнул:
— Значит, мое алиби вас устраивает?
— Более чем. — Полковник закрыл тонкую папку из серого картона и принялся завязывать тесемки. — Предварительно я навел кое-какие справки. Сейчас вас отведут в камеру, и мы, скорее всего, больше не увидимся. Вот, возьмите и не потеряйте. Теперь это ваш главный документ до конца войны.
Он протянул Алексу сложенную пополам розовую картонку с его фотографией и отпечатками пальцев, попросил расписаться в каком-то гроссбухе и потянулся к кнопке звонка.
— Простите, господин Лаубен, могу я поинтересоваться, что будет со мной дальше?
— Конечно. — Полковник отвел руку и откинулся на спинку стула. — Завтра вас отправят на пересыльный пункт в Вецлар, а оттуда по мере комплектования команд военнопленных этапируют по лагерям.
— А кто решает, кого куда направить?
— Руководство дулага в Вецларе. Вы хотите, чтобы я за вас похлопотал? Говорите, не стесняйтесь.
— Если это возможно… я хотел бы, чтобы меня отправили в Саксонию. В Дрезден.
— На родину? — Лаубен снова с интересом стал рассматривать пленного, словно сожалея, что не изучил его лучше. — Что ж, я попробую что-нибудь сделать, мистер Шеллен. В самом Дрездене, правда, сейчас не живут даже крысы, но поблизости есть несколько лагерей с англичанами. Один совсем рядом. Вот только дело осложняется тем, что все шталаги переполнены. Особенно там, на востоке, куда эвакуируют лагеря из Польши и Восточной Пруссии. Но это ничего. Я сегодня же позвоню оберсту Варнштадту относительно вас.
— А кто это?
— Комендант дулага.
— Благодарю вас, господин Лаубен.
— Желаю удачи, — полковник нажал кнопку звонка.
* * *На следующее утро Алекса вывели во двор и велели ждать возле какого-то сарая. Впервые за три дня Шеллен оказался на свежем воздухе и старался дышать полной грудью, чтобы провентилировать легкие. День выдался теплым, чувствовалось приближение весны.
— Эй! — кто-то окликнул его по-английски. — Иди сюда.
Алекс увидел возле сарая лавочку и сидящего на ней человека в обрезанной шинели. Он подошел. Деревенского вида парень с добродушным лицом предложил закурить:
— Садись. Отстрелялся?
— То есть? — не понял Шеллен.
— Ну, с тобой закончили?
— Вроде да. С тобой тоже?
— Да я тут уже год околачиваюсь, — парень протянул руку, — Тони Дуглас, сержант, морская авиация.
— Алекс Шеллен, — представился Алекс, — бортовой стрелок. А что ты тут делаешь столько времени?
— Работаю. Нас здесь человек семьдесят таких. Трудовая бригада. Я и еще трое зимой котельной занимаемся, — сержант указал головой в сторону приземистого кирпичного строения с высокой железной трубой. — Кочегарим, значит. Летом дрова заготавливаем или что-нибудь еще. В общем, кто чем. Сегодня я свободен до обеда.
— Вас немцы заставляют? — спросил Шеллен.
Сержант замотал головой, прикуривая потухшую сигарету:
— Ну что ты. Здесь образцово-показательное заведение. Комиссии крестоносцев чуть не каждый месяц. Да и в других местах я не слыхал, чтобы принуждали.
— Какие комиссии? — не понял Алекс.
— Красного Креста. На той неделе опять ждем. Из Швеции.
Они немного помолчали.
— А ведь я тебя видел три дня назад на вокзале, — сказал сержант. — Запомнил по повязке на голове и этой твоей кепке.
Алекс сразу вспомнил группу пленных на трамвайной остановке, которых никто не охранял.
— А ты что там делал? — спросил он.
— Возвращался из города. Мне по субботам разрешено поплавать в ихнем бассейне. Что-то вроде абонемента. Заработанные деньги, хоть они и не большие, надо куда-то тратить, — нравоучительно произнес Тони. — Другие предпочитают в пивной посидеть, а я считаю, что нужно держать себя в форме.
Алекс от удивления замотал головой:
— Погоди-погоди, это что, плен такой? Вам еще и по пивным разрешают ходить?
— Ну, не всем, конечно. Мы же вроде как обслуживающий персонал. А что? Это же не тюрьма.
— И никто не пытался бежать?
— Да пытались. Но всех ловили. Без документов дойдешь до первого полицейского или патруля, а без языка и того меньше, пока кто-нибудь у тебя не спросит, который час или дай прикурить. Так что мой тебе совет: найди работенку по душе и ни о чем таком лучше не помышляй.
— Слушай, ты вот топишь котельную, так? — уточнил Алекс. — А почему в бараке собачий холод?
— А угля нет, — равнодушно ответил сержант, сплевывая. — Дрова кончились еще в декабре, а уголь мы сами возим со станции. В мешках на старой кляче. Хватает только на обогрев казармы, козлятника — это там, где тебя допрашивали, — администрации и лазарета. В конце января я был во Франкфурте — нам нужно было найти задвижку взамен сломанной для одной из труб, так там ситуация с топливом нисколько не лучше нашей. Между прочим, бараки здесь так и называют — холодильниками. Не знал? Тебе, кстати, повезло, что ты не попал сюда летом — в солнечные дни температура в камерах на южной стороне поднимается до 119 по Фаренгейту.