Сначала я думал, что у него такая манера игры — вывести противника из себя. Но скоро отметил, что с другими он вполне любезен, а перед нашим сквадрон лидером, например, и вовсе лебезит, хотя тот этого господина «из низов» не очень-то жаловал.
А скоро у Осмерта появилась еще одна причина ненавидеть меня. У нас в клубе работала хорошенькая официантка. Она многим нравилась, но этот тип почему-то решил, что имеет на нее особые права. А тут появился я и… Ну, ты понимаешь, я умею расположить даму к себе. Короче говоря, она стала оказывать мне некоторые знаки внимания. Ко всему прочему этот «выходец из рабочих окраин», как он сам себя называл, умудрился крупно проиграться, да не кому-нибудь, а мне. Сто фунтов. В долг. Для него это были крупные деньги, а если учесть, что Осмерт — жмот, каких мало, то можешь себе представить, как он взъелся. Я только и слышал его высказывания про «сынков богатых родителей» и про тех, кто всего добивается сам. Сволочь…
Каспер достал сигарету и долго чиркал спичкой.
— Однажды мы чего-то отмечали… чью-то победу или день рождения. Я уж не помню. Как говорится, был бы повод. В общем, пригласили нескольких медсестер, девушек из дивизиона радиосвязи и устроили танцы. Ну и, конечно же, была Энни. Та самая Энни. Она танцевала со мной и обращала на Осмерта внимания не больше, чем на стоявший в углу пыльный фикус в горшке. А этот инструктор как обычно лез во все разговоры, балагурил и пытался петь. Он всегда доставал окружающих своими идиотскими песенками, когда выпьет. Хорошо, что тут у нас нет спиртного, — ты бы уже давно познакомился с его вокалом. Но это ладно. Потом он решил отыграть свой долг, выписал на мое имя расписку на новые сто фунтов и стал приглашать меня за карточный стол. Я отказывался. Осмерт был уже настолько пьян, что над ним откровенно смеялись. Меня принялись уговаривать. Некоторым хотелось просто поразвлечься. И Энни была в их числе… В общем, кончилось тем, что ловелас-инструктор, которого, как я полагаю, командование предпочитало держать на земле, чтобы он не переломал последние самолеты, так вот он в придачу к той сотне проиграл мне еще пятьсот с лишним. Можешь себе представить? Лично я, сказать по правде, никакой радости от этого не испытывал. Позлорадствовал, конечно, про себя, но понимал, что добром это не кончится: и денег он не отдаст, и врага я себе нажил окончательно. Правда, Осмерт, как ни странно, со следующего дня, наоборот, как-то попритих. То ли понял, что стал посмешищем, то ли что-то задумал. Разумеется, долг я ему прощать не собирался, да и не имел такого права. В этом деле нельзя допускать подобных прецедентов, иначе всякая игра потеряет остроту и превратится в дурачество. Но отсрочку я дал. Вот…
А в марте, это было шестнадцатого, в четверг, мы вылетели на разведку. Тогда уже вовсю готовилась операция по высадке и постоянно требовались разведданные по разным зонам. Мы вылетели на безнадежно устаревших к тому времени «Харрикейнах», хотя как раз для разведки эти «летающие баржи» вполне подходили. Благо что от армий и корпусов Люфтваффе во Франции и Бельгии оставались только жалкие призраки. Нам подвесили резервные баки, снизу, ближе к хвосту, что даже улучшило взлетные характеристики — из-за утяжеления хвоста мы перестали перекувыркиваться при старте. Я слышал, — усмехнулся Каспер, — что русские при взлете на наших «Харрикейнах» сажают на хвост механиков, которые в момент отрыва спрыгивают, а потом, потирая синяки и ссадины, долго костерят наших конструкторов. Короче, когда наша семерка уже легла на обратный курс и все дружно включили насосы и переключились на дополнительный бак — и я в том числе, — мой двигатель тут же стал глохнуть.
Ты знаешь, такое бывает при резком пикировании, особенно на «Темпестах», но я-то шел ровно. В общем, я успел только сообщить ведущему об отказе мотора и снова переключился на основные баки. Мотор заработал. Я тут же его заглушил, решив сначала спланировать пониже, а потом запуститься и на остатках бензина совершить посадку. Можно было, конечно, прыгнуть, но это означало неминуемый плен, а если посчастливится сесть на пустынной полянке, то, даст Бог, устранишь неисправность и взлетишь. — Каспер потер шрамы на лбу и вздохнул. — Да… Сесть-то я сел, да только так, что о ремонте не приходилось и думать. Разбил голову. С час висел вверх тормашками без сознания. Хорошо, что не случилось пожара.