Интерьер целиком, да и без всей этой «гамбасовской» мебели, казался ну настолько приятным сознанию девушки, что мысль о «пробуждении в такой красоте каждое утро - всего-то мысль» стала придавливать чувство самолюбия.
Следующий же предмет интерьера вообще никоим образом не укладывался в её представлении. На белоснежной тумбе, которая блестела своей стеклянной поверхностью так, как не сияли глаза девушки в день предложения руки и сердца, как будто само собой разумеющееся, стоял деревянный поднос цвета ольхи на резных ножках. На поверхности такого мини-стола спокойно обживалась жемчужная чашка кофе, венские вафли с каким-то красным джемом и бутылка минералки, как нельзя кстати, дополняла собой весь этот пейзаж.
Видя перед собой все это, девушка сначала решила удостовериться, что сон окончательно ушёл прочь: холодные ладони легко начали щипать прозрачные щеки, переходя выше и уже растирая отёкшие глаза. Тут на подушечках пальцев начал ощущаться странный холодок, влага покрыла кожу, а что-то мягкое и такое же мокрое заставило прекратить все эти действия в один момент.
Лишь когда все самые страшные версии были перебраны воображением, соизволила появиться в таком театре утреннего абсурда идея о полотенце. Самом обычном кухонном полотенце, смоченном под струей прохладной воды и которым утром приводят в порядок мысли после знатного вечера. Дыхание вновь стало слышным, но вот мысли начала тормошить ещё одна придумка.
Рядом, под боком в этом же одеяле никого сопящего не было; «завтрак» уже ждал меня в метре от подушки, а ни шагов, ни звуков телевизора или чего ещё, указывающего на признаки жизни, слышно не было. Новый театр абсурда благополучно открыл своей единственной зрительнице высокие двери, а она на этот раз поднялась с места, осматриваясь вокруг уже сидя.
Это место и, правда, было красивым. А ещё на соседней тумбочке, которая стояла с противоположной стороны кровати, цвели и пахли мясистые бутоны кровавого цвета. Было их там не меньше двадцати пяти. И все, как один, шикарные, на парафиновых ножках темно-зеленого цвета и с яркими колючками, которые с одной стороны портили прекрасную гладкость, а с другой - были той самой вишенкой на торте.
Тут в поле зрения попали ещё несколько вещей, на которые не обратить внимания сейчас - было бы преступлением. Шелковая сорочка с чёрным ажуром по краям на тонких бретелях, которая, к слову говоря, висела на деревянной подставке, ну никак не могла принадлежать тому, чьи очертания сегодня я помнила ну чересчур смутно.
Ясно было одно - красавчик он ещё тот. Да и спина ещё широкая настолько, что по сравнению с ним Костя показался мне каким-то дистрофиком.
Но хорошо мне было вчера, и впрямь, не от его широкой спины и, уж тем более, не от той сорочки на вешалке. Внутри все пекло и ныло, но эта боль была такой приятной и сладкой, что отказаться на бис ощутить все ее краски стало бы восьмым грехом.
На соседней подушке под одеялом, которое, кстати, довольно приятно пахло гелем для душа или шампунем со вкусом карамели а-ля «Маленькая Фея», оказался небольшой свёрток тетрадного листка. Женское любопытство - дело тонкое.
Дело, тонкими пальцами разворачивающее тонкие листики и также тонко прочитывая содержимое.
«Буду после обеда. Парацетамол на кухне в шкафу над плитой, Жигулевское в холодильнике. Судя по тому, как тебе было вчера хорошо, сегодня ты будешь умирать.
И всё-таки, если соберёшься уходить, ключи оставь в почтовом ящике»
Честно говоря, и эта сорочка, и завтрак, и цветы, да все вокруг, черт возьми, не укладывалось в голове, как реальность бытия. Телефон свой искать было бессмысленно настолько, что последний раз я его видела где-то между квартирой и лифтом, ну и хрен с ним.
И Жигулевское, и парацетамол, и даже завтрак - все было, во-первых, нелишним, во-вторых, полезным и, в-третьих, вкусным. Конечно, если он решил так завести себе домашнюю проститутку, на вряд ли бы что-то получилось.
На часах время близилось к обеду, а потому в протрезвевающую голову начала стучаться совесть. Благополучно забивая на последнюю, спустя уже полчаса я повернула дважды ключи в замке и дернула ручку, от чего дверь открылась, а левая нога уже была за ее порогом, готовая прыгнуть в ожидающее внизу такси, но тут за спиной послышался тихий плач, а затем скрип одной из дверей позади меня.
И черт же меня дернул в этот момент остановиться и оглянуться назад, когда прямо перед моими глазами оказалась девочка лет шести с заплетенными в две косы тёмными волосами.
Та, захлебываться при виде незнакомки стала лишь чаще, закрывая личико ладонями и тут же убегая обратно.
С моих губ сошёл грубый вздох. Планы очень кстати обрушились коту под яйца, а чёрная лодочка зашла обратно в квартиру, в смартфоне за пару кликов был отменен заказ такси. За ней закрылась дверь, ну и отёкшие от алкоголя ноги были обнажены полностью. В зеркале, которое отражало «ничего такую» девушку, Марина ещё раз шумно выпустила воздух из легких, заодно помогая убрать испарину со лба и пару прядок кудрей.
-Нарочинская, что ж тебе так на мудаков везёт в последнее время, не знаешь?
========== Глава 3. Стакан, подушка и медведь. ==========
Глава Третья.
Подушка, кружка и медведь.
Когда ладони уперлись в крышку комода или обувницы, черт знает, что это, голова женщины опустилась вниз, а вместо ее лица в зеркале теперь отражалась молочно-карамельного цвета макушка.
-И почему я не могу сейчас просто взять и уйти? Вот так просто, взять и уйти?! Я эту девчушку в ни разу в жизни видеть - не видела и знать - не знала, да и не узнала ,если бы её горе-папаша не решил меня в качестве няни оставить в своей квартире.
Нет, ролевые игры люблю, отрицать не буду, но не с малолетними.
Немой диалог в собственной голове вселил в блондинку окончательное желание высказать все этому напыщенному индюку всё, что та о нём думала. Напыщенно красивому индюку.
Но, действительно, каким-то странным образом ни эгоизм, ни самолюбие, даже ни банальное чувство собственного великолепия не заставили оставить бедного ребёнка одну дома. А если ещё взять во внимание то, что детей она не любила и никогда ни от кого этого не скрывала, такое её поведение было полным абсурдом.
Тем не менее пальцы взъерошили кудри, взгляд ещё раз упал на саму себя в отражении и ноги сами медленно поплелись к двери, что пару минут назад была закрыты маленькой ладонью.
-Ну что, Нарочинская, так и мечтала всю жизнь? Сбежать из дома, что один мужик привёл свою бывшую с ее отростком, к другому мужику, дома у которого живет другой отросток. Шикарно.
Радовало, наверное, лишь то, что после обеда он обещал вернуться, а значит я смогу с чистой душой отправиться в свою квартиру, где не будет ни мужиков, ни, тем более, их отпрысков.
Дверь открывалась совсем несложно: было достаточно легко потянуть вниз изогнутую ручку, и дерево само начинало наступать на тебя. Плач слышался даже в коридоре, поэтому совсем неудивительно, что в комнате этот противный звук начал забираться в мои уши по самые почки. Его источник, такой же неприятный, находился в постели. Кроватка с виду была очень милой: розовая, с мягким резным изголовьем и блестками, заправленная постельным с феями и засыпанная мягкими игрушками.
Пересиливать себя ей все же пришлось. Несколько шагов дались женщине с огромным трудом, после чего нужно было хоть как-то прекратить этот страшный звук. Наверняка, крики или что-то в этом духе не помогли бы в любом случае, и это я знала ещё с третьего курса меда в отличие от большинства родителей.
Бедра девушки медленно заняли край кровати где-то посередине, а в ответ на тот скрип, который издали деревянные перекладины, девочка пошевельнулась, отлипая носом от подушки, в которую прежде была уткнута носом, и ее глаза в тот же момент начали сверлить меня взглядом, от которого по спине медленно побежал холодок.