В один момент показалось, что все это отступило, но вот что-то с животом продолжало происходить. Опустив взгляд вниз, мои глаза, кажется, округлились до невероятных размеров. Вместо прежней картины, хоть немного привычной моему глазу, была круглая, как большой надувной мяч, 36 неделя, не меньше. Кожа медленно выпячивалась то с одной, то с другой стороны, изменяя форме идеального шара. Вроде бы, привыкнуть к нему у меня получалось, но внутри ощущения были все ещё специфичными. Будто урчание, бурление и спазм одновременно одолели мышцами и перемещаются из одного края в другой.
Потом какой-то маленький мальчик, в белой рубашке, чёрной бабочке и брючках на складчатых подтяжках, растопырка ручки в разные стороны и улыбаясь во все три передние зубы, бежит мне навстречу. Красивый - это было даже не описать какой. Глазки светлые, голубые-голубые, а над ними ресницы смоляные, бровки домиком темные, почти чёрные.
Досмотреть и тут мне не удалось до конца. Крепкие руки дернули меня за талию назад, и уже живот не давит, а приятно печёт. По коже идёт жар. Ноги тянет, руки сводит, а грудь так болит, будто уже не может терпеть. Это снова был он. Господи, мой мозг настолько находится под влиянием его обаяния, что не может сопротивляться даже во сне. Кажется, снова его спальня, деревянное изголовье кровати, мягкие подушки, на которых танцует моя голова, выгибаясь, как на иголках.
Потом было ещё что-то и ещё, но запомнить все было безумно сложно. Незаметно из последней серии своих путешествий сознание перенесло меня обратно, в ту самую ординаторскую, где засыпала я ещё утром. Вокруг не было ни души. Даже тишина стояла невероятная. За окном светились окна соседних многоэтажек, а пунцово-розовое от красного свечения фонарей небо нависло над этим городом так, как мороз томится над горячим окном и Олег нагло дышит в мою шею.
Голова снова болела. Да, в последнее время каждый раз, когда дрожащая рука открывает очередную ампулу налбуфина, появляется мысль, что нужно было лечиться. Три месяца назад, пол года, год… Начинать лечиться сразу. Не надо было запускать все это. Впрочем, а был ли смысл за что-то бороться? Облегчить боль самой себе, занимать место человека, который, может, любит, любим и ещё много в жизни узнает и переживет - жена, чей-то сын, сестра, парень, дочка или папа. Наверняка, тот, кто сейчас там, вместо меня получает все необходимое, надеется и верит, что все будет хорошо, что это можно победить. На душе хотя бы от этого становится легче - понимаешь, что хотя бы здесь не оказался бесполезным.
Бедро от свежего укола неприятно распирало, но боль медленно утихала. Пустой флакон и использованный шприц были убраны в небольшую сумку, заброшенную ещё пару дней назад в мой мой шкафчик. За спиной послышался щелчок ручки и тихий скрип двери. Я тут же обернулась, замечая, как Олег, видимо, полагая, что я все ещё вижу сны, пытается меня не разбудить. На столе в вазе стоял утренний букет, а рядом стояли ещё несколько похожих, но, все равно, не таких.
-Я не сплю,-руки судорожно дернули замок на сумке, а следом и дверца захлопнулась, когда та повисла на моем плече, а в руках был пакет с хирургичкой.
Он, явно, не ожидал этого, но слишком неподдельно улыбнулся, переводя свои щенячьи глаза на меня. На его лбу все ещё виднелся огромный красный шрам, будто тот был совсем свежим. Идиот, нужно повязкой закрывать, чтобы никакая зараза не попала, но это же Брагин, конечно! Он же лучше всех знает…
-Отлично, у меня как раз смена закончилась, домой поедем, - на моей талии оказались его руки, а как губы коснулись виска я даже не заметила.
Сердце без того сжалось от обезболивающего, а от тепла мужских ладоней ещё сильнее. Кажется, не уйди я в тот вечер, оказавшись он тогда рядом, сейчас все бы было по-другому. Наверняка, жили бы мы вместе, с Тамарой, с тем маленьким человеком, которому уже точно не суждено появиться. Утром бы в квартире пахло кофем и сбежавшей манной кашей. Он бы не попал в эту чёртову аварию, я бы не жила в Питере. Наверное, мое место было бы занято мной, а не женой, чьим-то сын, сестрой, парнем, дочкой или папой. На глазах чуть не проступили слезы, но зрачки, быстро порхнувшие вверх, запретили жидкости катиться вниз. Да, побеждать слезы я умела.
-Как там Томка? Ты ее поздравил?- грубый ком в горле спотыкнулся о связки. Я сделала то, чего давно хотела, на что никак не решалась; видимо, опиум хорошо сносит мою крышу. Плечо уперлось в мужскую грудь, а голова, прежде целованная его ртом и так потяжелевшая, легла на крепкие ключицы.
-Звонил, она там тебе что-то отправляла, ты смотрела? Сказала, что-то очень важное.
Он. Кажется, он был счастлив. Широкие пальцы медленно коснулись женской шеи, а после поползли ниже, у лопаток становясь целой ладонью, слившейся с моей кожей.
-Да, я видела… Я тоже ей позвонить хотела, но не успела немного. Вторые сутки дежурила, ни в одном глазу, отбоя от пациентов не было… - не скажу же я, взрослая, более-менее адекватная девушка, что неделю не спала, а оказавшись с ним рядом в один момент отключилась от сознания. Слишком низко это признавать…
-Собирайся, мне на днях друг подарок привёз из Франции. Летал, теперь уже, с невестой на отдых, а перед отменным белым полусладким в дьюти-фри не устоял. Как раз то, которое ты любишь, ну, любила, по крайней мере. Вкусы не поменялись?-с легкой ухлылкой тот за подбородок поднял мое лицо вверх. Мои глаза все ещё переваривали собственное враньё, которое я пыталась старательно скрыть, а его губы просто взяли и начали целовать мои.
Мне снова стало хорошо. Настолько хорошо, что остатки незатуманенного сознания пытались вызвать слезы сентиментальности. Полной дурой я была всю жизнь, полной… Видимо, ее логический конец был уже настолько близок, что понимание этого наконец пришло. Как это часто бывает у тяжелобольных или стариков, когда, предчувствуя конец, они начинают вспоминать жизнь и делать выводы.
Выводов у меня было немного. Травмированная детская психика, натянутые отношения с отцом, казалось, идеальная любовь, красный диплом лучшего медуниверситета, неудачная попытка стать матерью прекрасной светловолосой девочки с голубыми глазами, волшебная свадьба и неудачный брак; Брагин, малышка Тома, сумевшая перевернуть за один день мою жизнь с ног на голову, развод, за день до него ужасный приговор на белоснежных листах чёрными буквами; переезд в Питер, попытка начать новую жизнь, новая должность, две полоски на тесте спустя неделю задержки, ещё неделя терзаний самой себя и аборт; сотни спасённых людей, банальная поездка в Москву, чтобы развеяться; склиф, эта роковая встреча и вновь переезд.
Маловато радости, но на то она и жизнь, чтобы не быть красивым диснеевским мультиком, где принц может решить одним поцелуем все твои проблемы. Вот, вроде бы и принц рядом, и поцелуй, а никакого чудесного исчезновения всего того лютого ужаса из твоей жизни не происходит.
-Я не пью, извини… Завязала вот, на днях.
-Ну я же не только пить зову, да? Праздник, как никак, отметить надо, а чем - это уже не важно. Я же знаю, что тебе не с кем, мне тоже, так что один на двоих вечер - идеальный вариант. Сейчас в магазин, купим всего, чего захочешь, и ко мне. Томке по скайпу позвонить обещал вечером, а тебя увидеть она будет рада, кажется, больше, чем меня. Поехали, Марин…
Давить на больное он умел. В какой-то момент я сделала вид, что моя шея затекла, опуская голову вниз. Мой затылок упёрся опять в его грудь, а из глаз сию же секунду начали течь слезы. Умело умела сдерживать, но не всегда и не долго. В ответ на тишину, когда он закончил, вновь обнимая меня лишь крепче, я смогла только закивать, отходя в сторону, чтобы незаметно протереть глаза.
Он улыбнулся. Пока мое лицо в отражении окна пыталось принять прежний облик, за спиной Брагин сумел переодеться в нормальную одежду из такого непривычного для меня темно-синего операционного костюма. Взгляда с Марины он не спускал. Сегодня, на здоровую голову, она казалась ему совсем странной, будто пошатнувшейся крышей, но никаких прямых на то доказательств не было.