-Почему ты плачешь?-в медицине лучшее средство от болезни - знание её причины, потому и в этом случае было принято решение действовать так. Дети, в какой-то степени, тоже диагноз.
Девочка ещё сильнее заревела, что-то неразборчивое прокричав в ответ и тут же легла обратно. От писклявого голоса я невольно поморщилась, но нужно было думать, что делать дальше.
Ход пошли тактильные средства такие, как поглаживания по спине и рукам, хотя это было ещё более противно, пересилить себя Марина вполне смогла. К слову говоря, спустя пару минут таких «ласк» звуки стали кажется тише, а из-под темных растрепанных волос опять показались большие красные глаза.
Ещё раз в таком крике она убеждалась, что иметь детей - это самый настоящий ад, самый настоящий. Постоянные крики, сопли, слезы, памперсы, соски… От тех образов, всплывавших в сознании становилось уже дурно, но девочка вдруг вовсе замолчала, несколько раз подряд кашляя и начиная совсем тихим голосом говорить.
-Где Олег?-хоть и детский, но от плача сиплый голос, показался довольно взрослым, а Нарочинская с большим трудом перевела свой взгляд на её глаза.
-Он…Он по делам уехал,- с перерывом на судорожный вздох женский голос все-таки был высвобожден, но после случившегося в повисшей тишине стало находиться намного тяжелее, чем до этого, и слова из себя она начала уже выдавливать через силу.
-Скоро приедет, не бойся.
-У меня мама умерла. Если ты думаешь, что я от нечего делать истерию, то огорчу тебя,- она вновь всхлипнула, нащупывая ручкой лежащего рядом мишку и обнимая его. Вновь по красным щекам начали катиться слезы, которые, падая, оставляли следы на белой пижаме так, будто принцесса, которая была там нарисована, укрывалась своим зонтиком от дождя.
В этот момент я поневоле поджала губы, взглядом не отрываясь никуда от уже опущенных глаз абсолютно мне незнакомой девочки. Наверное, на душе в этот миг что-то щелкнуло, перевернулось или даже взорвалось, но впервые в жизни мне захотелось обнять ребёнка. Сама найти этому объяснения я никак сейчас не могла, но желание прижать ее маленькое тело к своему и дать возможность выплакаться начало внутри биться обо все органы, пытаясь таким образом вырваться наружу, чему я все-таки ещё сопротивлялась.
Пока эти мысли все ещё жили в моей голове, девочка села на постели, собирая все игрушки в одну большую охапку к себе на колени. Она придирчивым мокрым взглядом разглядывала каждую из них, будто что-то искала в разноцветной ткани и пластиковых глазах.
-Как тебя зовут?-совсем уж сухим голосом произнесла Марина, на что девочка, даже не шелохнувшись, продолжала делать свои дела.
-Тамара. Ещё вопросы есть? Сразу говорю, что твоего Олега я папой называть не буду.
Серьезное бурчание разжалось в комнате, и следующим, что меня поразило, было оно. Вроде бы маленькая, а говорит и, наверняка, понимает все, как взрослая. Что ж, именно это меня начало привлекать в ней.
Да, не любила детей я за излишние сопли и глупости, но сейчас передо мной сидел абсолютно адекватный и здравомыслящий человек. Не удивлюсь, если она сейчас ещё Достоевского или Тургенева процитирует.
За этим всем дело наконец сдвинулось с мертвой точки. Стало понятно, что тот самый красавчик, который уже успел пройти в моей жизни путь от обожания до ненависти, Олег. Видимо, отношения с дочкой у них не очень задались, но на то точно должна быть причина. Не может такая умная девочка высосать для того причину из пальца.
-Я Марина,-улыбаться сейчас было совсем не к месту, но уголки губ слегка приподнялись вверх.
-Я бы сказала «Очень приятно познакомиться», но мама учила меня быть честной, в отличие от Олега, -интереса к игрушкам было явно больше, чем к личности девушки, но спустя ещё минуту девочка все-таки подняла глаза, равнодушно смотря на Марину.
-И чего? Хочешь знать, почему Олег - просто Олег, а не папа? Потому что он нас бросил. Как? Взял и бросил. Мама переехала в Америку, где мы жили до недавнего времени. Потом мама умерла, и появился Олег, который решил, что во мне вдруг должны вспыхнуть добрые чувства любви к нему. Не вспыхнули. Вместо того, чтобы хотя бы раз приехать к нам, ко мне,он здесь, вот с такими, как ты, развлекался. Все теперь? Можешь прекратить на меня смотреть так, будто я бедная овечка?
От таких слов в моем горле собрался неприятный ком. Правда, она была куда старше, чем казалась на первый взгляд. Слишком взрослая для своих лет.
-Знаешь, -произнесла Марина, усаживаясь удобнее, -а я, в какой-то степени понимаю тебя. Не в полной, конечно, но понимаю.
-Ну и как же ты меня понимаешь?-Тамара по-нервному усмехнулась, а затем уперлась спиной в стену, прижимая теперь к груди вместо игрушек свою подушку.
-Я тоже росла без мамы. Папа… Папа у меня известный учёный, потому он постоянно в разъездах был. Все детство я провела с няней, а когда мне было лет десять, ее тоже не стало… в тот момент, я точно также относилась к папе, который вдруг начал проявлять ко мне добрые отцовские чувства, но со временем все наладилось.
-Мне здесь расплыться в добрых чувствах?
Вздохнув, девушка пожала плечами, садясь рядом с девочкой и беря в руки одну из игрушек - плюшевого мишку.
-Нет, не стоит. Я всего лишь рассказала тебе про то, что пережила я. Если тебе моя компания доставляет чрезмерный дискомфорт, я могу уйти в другую комнату и не трогать тебя, но пока не появится кто-то из старших, одну здесь тебя я не оставлю.
========== Глава 4. Не могу, не хочу и нельзя. ==========
Глава Четвёртая.
Не могу, не хочу и нельзя.
Девочка, наверное впервые, перевела взгляд на Марину, пытаясь заглянуть в ее глаза. Странно, но почему-то жалость тогда начала легонько стучаться в сердце, но не женщины, а девочки, которая до этого всеми своими действиями пыталась казаться холодной и грубой. Она даже не заметила, как в азарте увидеть частичку правды в опущенных глазах, смотревших на руки, беспокойно поправлявшие лапы и уши игрушки, голова наклонилась настолько, что почти легла на колени, а не заметить это было сложно.
Но, как только в поле зрения девушки попали чёрные косички, серо-голубые глаза сразу отклонились от прежнего курса, начиная рассматривать уже не какого-то плюшевого медведя, а лицо соседней девочки.
Она не старалась улыбнуться, не пыталась казаться милой и вовсе не проявляла чувства симпатии в карих зрачках. Она молчаливо смотрела, и причём не куда-то там, не на нос, брови, ненакрашенные глаза или губы, а прямиком в глубину. Туда, куда раньше доставал взгляд Кости, а в раннем-раннем детстве мама похожим взглядом сверлила меня, когда получалось коряво нарисовать сердечко ее «Северным Сиянием» ярко-алого цвета.
В голове что-то резко зашумело и даже стало дурновато, от чего сознание вот-вот собиралось покинуть меня ни с того, ни с сего. Лицо объяло огненным жаром, ну а губы в то же время стали синими, как темное ночное небо. Тамара, вдруг сползшая с постели на пол и стоявшая передо ней, нахмурилась, прислоняя к лбу Марины свою детскую ладонь.
-Все в порядке?-в голосе девочки царило невероятное спокойствие, но капель испуга нельзя было скрыть с невинного лица: бегающий из стороны в сторону взгляд и только выдавал растерянность юной леди.
С трудом разбирая слова, упираясь руками в кровать и пытаясь держать в руках саму себя, Марина дышала шумно и долго, а воздух изнутри будто прожигал трахею и бронхи, от чего делать новые вдохи было с каждым разом все труднее.
-Да…П-принеси воды, пожалуйста…Если тебе не…- глаза закатились внутрь, а голова и вовсе повисла на один бок. Зрелище такое-себе для взрослого человека, а что говорить про ребёнка, у которого от увиденного глаза округлились настолько, что видны были все капилляры.
Любой другой малыш бы начал плакать, кричать, но не Тамара. Мимолетный страх быстро сменился недетской решительностью, и вот уже из плотно сомкнутых губ мелкими каплями брызгается ледяная вода, от которой зубы просто намертво сводит боль, но мама учила эту кроху бороться по-медицински.
Абсолютно обездвиженное тело женщины лежало на полу, но под пятки, как и полагается, был подставлен стул. Сначала губы начали светлеть и даже приобретать некий намёк на розоватый оттенок; от очередной порции воды, вылитой на лицо, и спиртового карандаша с нашатырем лицо начало непроизвольно корчиться, а Тома наконец улыбнулась, прекращая мучить себя ломкой зубов. Она села рядом с копной белых кудрей, небрежно разбросанных вокруг бледного лица, и, как делала сама со своими пациентами, начала шлепать Марину по щекам. Первые попытки были довольно ласковыми, а со временем для достижения лучшего эффекта было решено начать «приводить сознание в тело» куда сильнее. Только и треск слышался от воды, соприкасающейся с пальчиками девочки, но румянец стал совсем заметным, и спустя пару секунд Марина начала сильно морщиться, закашливаясь и возвращаясь с седьмого неба на землю.