-Я же обещал, что нас ещё услышит Подмосковье? - легкая усмешка проскочила по его лицу, и жить уже, кажется, было легче ей. Внутри снова что-то затормошилось, и улыбку уже было тяжело сдерживать слезам.
-Обещал? - уже немного более громким сделался его голос, разрезающий тишину, от чего никто из окутанных в это раннее утро людей не заметил тихого скрипа двери за их спинами.
Маленькая девочка со смятой ото сна челкой несмелым движением ладони толкнула ручку вперёд, но от тихого смеха, что следом же вырвался из кипельно-белой комнаты, и без того нерешительный настрой улетучился. Припухшие губки задрожали и в миг собрались в тугую дугу: она там была явно лишней - теперь эта мысль зубами вгрызлась в детское сознание. Маленькие ножки совсем тяжело начали волочить малышку обратно в кабинет, где она по мнению Олега все ещё должна была спать. Первая дверь пролетела мимо ее взгляда, вторая, третья, пятая, лестничный пролёт, ещё один, и она без труда пролезла под турникетом мимо спящего за своим же рабочим столом дяденьки-охранника.
Без особых усилий ей удалось оказаться за большом мраморном пороге, который под лучами только просыпающегося солнца веял морозным холодком. Прохлада окатила худенькие ножки мурашками, откуда те перебрались на спину, а потом и добрались до самой макушки. Тома вздрогнула. Маленькие ладошки, обняв собственные локти, пытались хоть немного согреть себя, но все попытки были тщетны.
Ближайшая отсюда лавочка была в небольшом сквере прямо против главного входа в клинику, окутанная зеленью соседних кустов, а прямо над ней заливалась белым цветом вишня. Странно, но ничего подобного с ней раньше не было. Будто кто-то толкал эту маленькую девочку туда, по-дальше от чужих глаз и голосов. Роса уже успела осадить холодные капли на деревяшки, но это совсем не волновало с каждой секундой лишь больше замерзающую девчушку. Устроилась она самым удобным способом : коленочки с силой давили на плоскую грудь и маленькая головка бездвижно легла на опертые о них руки. Медленно из карих глаз начали катиться крупные горячие слёзы, выносящее из тельца последние капли тепла.
-Мамочка, я так скучаю по тебе… Мамуль, пожалуйста, вернись…Мамочка, я никогда больше не буду на тебя обижаться, честно, никогда совсем, - белые ладошки быстро стёрли мокрые дорожки с щёк, с силой сжимая соленую жидкость пальцами.
-Я даже учиться буду хорошо, уроки всегда буду делать, сама, мамуль, честно, только вернись… Мамочка, я без тебя никому не нужна здесь, мамуль…
-Обещал, - через еле заметную улыбку протиснулся шепот, который тут же отозвался эхом, будоражащим все в голове, что снаружи была с силой стянута бинтами.
-Прямо сейчас едем? - уже через все эти неприятные ощущения голос прорывался куда увереннее, но все ещё не становился громче даже на каплю, но так хотел стать в один миг криком. Ожидание - самая страшная пытка.
-Вот выпишут тебя и сразу же, - на холодном женском лбу загорелся его поцелуй, а после него наконец на бледных девичьих щеках начал появляться скупой румянец. На белесой коже тот выделялся свекольными пятнами красавицы «Дуняши», что не могло не вызвать улыбку на мужских губах. Она была рядом. Была жива, дышала, еле улыбалась, смотрела на него самыми разумными в этом мире глазами; в душе топила свою любовь, что тщательно скрывала, дабы прямо здесь и сейчас та не разорвала крепкие кости на хрупкие песчинки атомов.
-Стеснительная у тебя мама, да, карапуз? - в ответ на горячую и широкую ладонь, которая, кажется, прежде никогда так уверенно его не касалась, круглый живот чуть слышно пнулся, но это даже заставило Марину скорчить лицо, укладывая собственную ладошку верх мужской.
-Не бойся, это папа. Папа - наш с тобой спаситель: сначала - твой, теперь - мой, а если ты будешь его бить, то он обидится и, - не успев договорить, мягкие губы облились струей сухого больничного воздуха. Женский голос прервался мужским, и голубые хрусталики глаз переместились плавно и медленно на его светящееся радостным счастьем лицо.
-И все равно будет любить тебя сильно-сильно, - мужской голос чуть дрожал. Не сипел, не трусил. Он именно дрожал, ощущая весь тот груз ответственности, который в тот же миг окончательно закончился на широких плечах.
-Не один папа, и не одна мама… теперь у тебя даже сестричка есть, которая тоже хочет с тобой познакомиться. Ты же не будешь ее бить? Она же девочка, - тем временем, пока мужчина заинтересованно разговаривал с животом в марлевой рубашке, со светлых губ улыбка никуда не делась, но выросла не меньше, чем раза в три.
-Где Томка то? Вчера толком не пообщались, позавчера… Извини, если сейчас что-то не так скажу, но будет правильнее, на мой взгляд, нам с ней поговорить. Наверное, для начала, даже мне одной, - тонкие пальцы потихоньку превратились в крепкий кулак прямо поверх сильной мужской руки. Карие глаза взобрались вверх по голубоватой ткани прямо до ещё более небесных глаз Марины, наконец медленно упираясь в них собственной тревожностью.
-Так будет правильно, Олег, - лёгким кивком подбородок коснулся груди, после чего тот самый голубой взгляд остановился в пятом углу комнаты, начиная в голове перебирать правильные слова для той маленькой девочки, которая совсем недавно для неё была абсолютно чужой, но, несмотря на это, смогла вселить в холодную женскую душу ту искру любви, которая совсем давно казалась всем затухшей.
Крупные капли начали медленно бить по большим листам каштана, собирались на зелёных пластинках, и уже яркими брызгами воды разбивались о землю. Сначала во дворе едва можно было развидеть чёрные следы на сухом асфальте, но уже спустя пару минут по многочисленным окнам клиники начали бежать дождливые дорожки, размывая изображение спящего города по ту сторону мира. Когда темная челка закрутилась в упругие кудряшки, коленки покрылись дрожью, тонкое платьице промокло почти насквозь и соленые слезы на щеках практически были единым целым с небесной влагой, только тогда Тома в очередной раз растерла по лицу следы прежней тоски и печали. Наступая во все попадающиеся на пути лужи, она добралась до порога, с которого спускалась пол часа назад совершенно сухой.
От тепла помещения мокрые коленочки начали безудержно дрожать, позволяя с трудом подняться девочке на тот самый этаж, где она была раньше. И лишь переступив порог отделения, от испуганного вида собственного отца в сжавшейся до пределов души стало ещё теснее.
-Тамара, - уже почти подбегая к дочке с полушепотом на губах, Олег стянул с плеч свой халат, заворачивая в него маленькие белые плечи.
-Ты где была? Почему ты ничего не сказала?
-Что с Мариной? - кажется, пропуска все прежние слова мимо, она совершенно стеклянным взглядом смотрела внутрь мужских глаз, теряя в собственных любую надежду.
Крепкие руки с силой прижали мокрую девчушку к себе, и, целуя ту в холодный висок, Олег быстрыми шагами потянулся к ординаторской.
-Все хорошо… Пришла в себя, тебя ждёт.
Когда прежнее платье висело на чуть-тёплой батарее, холодные ножки были укутаны в махровый плед вместе со всем остальным телом Тамары. Прямо так, сидя на руках Олега, девочка вновь появилась в жизни Марины, через силу терпевшей новую головную боль, желание уснуть и ниоткуда взявшуюся усталость.
-Ты на улице что-ли была? Том? - чуть испуганный взгляд девушки метнулся на Олега, но он в ответ лишь усадил дочку на своё прежнее место, переводя глаза на часы.
-Я минут через пятнадцать вернусь, - он снова поцеловал малышку в затылок и, как обещал, тут же удалился, оставляя их наедине.
Потерянный вид девочки даже у не до конца пришедшей в себя Марины вызывал много вопросов, но задавать их все прямо было непростительно больно. Маленькая ладошка, вытянутая из-под пледа все ещё собирала в себя дождевые капли, а когда в воде оказались потеплевшие пальцы девушки, Тамара дрогнула, переводя взгляд на ладошку.