-Девочка… - холодный нос вырисовал тонкую линию полную любви, будто теперь совсем по-другому, как в первый раз, касаясь этого аккуратного холма тепла и нежности.
-Принцесса маленькая…
Тем временем женские пальцы медленно запутались в светлых волосах, теряясь там с концами как только появились силы перетерпеть умиление и начать серьезный разговор.
-Тома решила уехать. Я понимаю её и не хочу мешать ей чувствовать себя взрослым самостоятельным человеком… Она думает, что будет нам мешать. Олег, она и сейчас так думает, но я ума не приложу, что делать, чтобы она поняла обратно. Я для неё чужой человек, но ты можешь с ней поговорить; не заставить остаться, не накричать на неё, а именно поговорить. Она скучает по маме, и я ее понимаю, как никто другой, но мое понимание и рядом не будет стоять, если ты покажешь, что по-настоящему любишь ее и понимаешь.
-Она не хочет меня слушать, Марин, думаешь я не пытался? - шумный выдох медленно выкатился из его носа, заставляя озябнуть от лёгкой прохлады всю задетую ей кожу от живота до самой груди.
Из дверной щели в очередной раз показался маленький курносый носик. Следом и темные глаза, кудряшки в хвостиках, сама Тома, а за ней и Александра Алексеевна с парой шприцев в руке. Пальцы Марины на мужских волосах чуть сжались, а прежде успевший забить горло ком проскользнул вниз.
-Я смотрю, чувствуешь себя уже получше? - девушка, медленно прикрывшая за собой дверь, несмотря на все упирания, взяла в свою руку детскую ладошку, подходя к постели Марины вместе с девочкой.
-Лена собиралась идти обезболивающее делать, но тут на ее пути встретились мы, - крышечка с синего катетера быстро оказалась в стороне, и тёплые руки без всяких заминок ввели все содержимое шприцев в тонкую трубку.
Неприятные ощущения потихоньку переползли с шеи в голову, но доже не замечая этого, взгляд Марины упал на ту самую девочку. Тома так и стояла, даже не шелохнувшись с места, хотя прямо рядом с ней была тёплая коленка Брагина, край моей постели и даже соседний стул. Внутри все вновь потихоньку начало сжиматься, но заново начинать реветь совсем не хотелось; тогда моя ладонь незаметно потянулась вперёд, оказываясь прямо возле кулачка малышки.
Саша быстро окинула взглядом палату, понимая, что все, от неё зависевшее, было сделано. Пустые шприцы быстро собрались в ее руке, и глубоко заинтересованный взгляд оказался на кардиографе, будто там было что-то, что могло бы заинтересовать гинеколога.
-Так, мы позавтракать уже успели, потому за ребёнком теперь только следите, хорошо? А ты никуда не сбегай, чтобы Марина потом не плакала, - напоследок потеребив край одной из завивающихся порядочек волос в хвостике, девушка также бесшумно, как и появилась здесь, покинула посещение.
Тома продолжила стоять совсем неподвижно, направляя взгляд в никуда.
-Можно я тоже пойду?
Мужчина некрепко поджал губы. Его взгляд метнулся на чуть ли не плачущую Марину, которая пыталась старательно это скрыть, затем переместился на дочку. Крепкие руки без труда оторвали ее тело от земли, усаживая следом на свои колени, а за ушком оказался тёплый поцелуй, завершивший быстрое поправление хвостиков.
-Тамара, у тебя будет сестра.
-У вас; у вас будет дочка. Не у меня сестра, а у вас дочка, - детский голос был таким же безразличным, как прежде. От всего этого уже налитые влагой глаза Марины совсем покраснели, будто вовсе не в силах были дальше сдерживаться.
И правда, держаться больше она не смогла. Как только ее тёплая рука оказалась прямо на запястье девочки, даже край той самой сорочки был сорван с живота; на ее месте появилась детская ладошка, что прямо следом была крепко накрыта женской ладонью, что была в полтора раза больше. Немая тишина повисла в комнате, начиная ее разрывать также, как и маленькие пиночки стали быстро становиться все более сильными, что вскоре не ощущать их было уже сложно.
-Я тебе уже говорила, что не имею никакого права распоряжаться твоей жизнью, но ты просто подумай, каково будет этой маленькой девочке. Она будет знать, что у его папы есть ещё одна дочка, которую он любит точно так же, как ее, но даже не будет знать, кто она, - женский голос немного подрагивал, оставляя в некоторых, особо пробирающих собственную душу словах хрипотцу. Говорить скоро стало сложно, но, что дальше всю ответственность возьмёт на себя Олег, было видно неожиданно и, честно, приятно.
Две ладони оказались укрыты сверху ещё одной, более широкой, тёплой и, может, в силу возраста, грубой.
-Да. Может, пока она будет маленькой ей это будет не так важно, но что будет, когда она подрастёт? А ты что будешь чувствовать? Том, солнце, я ни на секунду не стал и никогда не стану любить тебя меньше, пожалуйста, пойми это. Мне будет больно каждый день не знать, как твои дела, как ты провела свой день и чему новому научилась. Тебе же тоже будет обидно, даже сейчас ты уже сама себе надумала, что ты нам не нужна, наша маленькая глупая девочка… Нужна, ещё как нужна. Посмотри только на Марину. Кажется, без любых слов уже ясно, что случится, когда ты опять уедешь. А чувствуешь, как она тебя не хочет отпускать? Только подумай, этот маленький человек откроет в тебе такой огромный мир, она будет любить тебя больше всех нас вместе взятых, будет знать, на кого равняться и с кого брать пример. Кому будет лучше, если ты уедешь? Марине? Нет, она будет первой, кто от этого в таком положении пострадает. Мне? Знаешь, не очень легко отпускать родного ребёнка, хоть ты и до сих пор думаешь, что с мамой вас я бросил. Остаётся только то, что лучше будет тебе, так? Ну, если это правда, ни я, ни, тем более, Марина настраивать не будем…
Детские глазки медленно округлились до размеров пятирублевой монеты. Кажется, именно сейчас все сегодняшние слова собрались в ее душе в единое целое, заставляя начать дрожать сначала ту самую ручку под двумя крепкими ладонями, которые все ещё ощущали мягкие толчки. Перед детским взглядом лишь теперь замелькали самые разные картинки из жизни, которые она только могла помнить. Душераздирающий плачь в аэропорту на руках у совершенно чужого для неё папы; встреча с незнакомой никому девушкой, которая, как ненормальная, попыталась начать говорить по-душам с маленьким ребёнком; быстрый шаг за подоконник, и вытягивающие потом оттуда женские руки; крик в приемном отделение, вцепившись в ее ногу при виде собственного отца без любых признаков жизни; очередная встреча; тёплые, даже больше родные объятья чужого человека.
Карие глазки залились слезками, которые следом начали медленно капать вниз, но тут же были стёрты с пухлых щёк заботливой папиной ладонью.
-Не реви. Ты же, как никто, понимаешь, что любви лишней не бывает. Неужели ты хочешь, чтобы твоя сестренка никогда тебя не узнала, никогда не побывала в твоих объятьях. Никогда не ощутила на себе ту любовь, которой внутри тебя переполняет жизнь. Я могу без сомнения сказать, что она не будет любить никого, как будет это делать с тобой. Неужели ты хочешь попытаться сделать то, что по собственной глупости сделал я? Не нужно, учись на моих ошибках, родная.
В следующий миг тонкие кудряшки быстро прилипли к широкой мужской груди, маленькие ручки с силой прижали к ней своё тельце, и из глаза в тот же миг быстро начали катиться крупные горячие слёзы, тут же впитывающиеся в мужскую футболку.
-Я не хочу никуда уезжать, слышите? Не хочу! Я хочу остаться здесь, рядом с тобой, с тобой, Марина, но я так боюсь, что все вам испорчу, что потом окажусь лишней, что потом мне будет также плохо, как было, когда умерла мама, - тонкий голосок прорывался сквозь пелену всхлипов и прерывистые вдохи, сбивающиеся забитым носом. Дальше лёжа наблюдать за этим была не в силах с Марина. Пока ни девочка, ни Олег этого не замечали, она совсем медленно оторвала спину от мягкого матраса, тут же ощущая вес гипса на собственной голове, который начал тут же пытаться вернуть меня на место. Даже сквозь боль и начавшую подкатывать к горлу тошноту, она села на постеле, а затем обеими руками потянулась вперёд. От неожиданности Олег дёрнулся, а Тома подняла красный взгляд вверх, оказываясь прямо на таких же заплаканных глазах Марины.