-Ну хвати тебе уже, Марина, все же хорошо… Прекрати плакать, а то я точно все Олегу расскажу, и он тебе сегодня не то, что предложение не сде… ой, - на пол слова она резко замолкла, мысленно начиная корить саму себя за испорченный сюрприз.
От таких слов Марина резко перевела взгляд на девочку. Ее зрачки округлились до того, что светлая радужка почти целиком утонула в тьме, а даже прежде пару минут мирная Маша начала потихоньку толкаться.
-Чего? - спустят минуту ступора, девушка уже сама сжала ладонь Томы, котора уже была совсем влажной от волнения.
-Ничего, - малышка тут же отрицательно помотала головой, но в очередной раз поднять глаза на Марину не осмелилась; ее голова мягко легла на животик, будто начиная ухом прислушиваться к происходящему внутри него.
А так и сидящая напротив них Саша, ещё раз широко улыбнулась, закрывая лицо ладонями при виде одного растерянного взгляда подруги.
-Это, конечно, все хорошо, но, скорее всего, сегодня я вас домой не отпущу. Хотя бы сутки надо ситуацию понаблюдать… Тома, Олег может немного потерпеть, или мне романтичную палату подбирать надо?
Эти слова стали последней каплей, сумевшей дополнить до самых краев залитый сосуд детской непоколебимости. Девочка и вовсе покраснела, как помидор, утыкаясь грустным взглядом в коленки Марины, которые неспокойным мелким тремором сотрясали горячий воздух.
-Я опять все испортила…
И пока тёплая женская ладонь ласково теребила темные волосы на детской голове нежностью, несоизмеримой с масштабами даже целой вселенной, на ее счастливом лице расцветала настолько сияющая улыбка, что в тот же миг весь мир вокруг стал словно в разы светлее. Темные снеговые тучи начали потихоньку расходиться в стороны, показывая лоснящиеся солнечные лучи холодной земле вместе с окружавшим ее уличным воздухом сырой атмосферы. Голубые глаза все это видели словно в первый раз; будто никогда раньше такого не было; как новоиспеченная мама впервые смотрит на своё маленькое пищащее чадо к сгустках любви и крови.
Сейчас ее мир, кажется, в очередной раз перевернулся с ног на голову, становясь - нет, не новой частью ее старой жизни - целой главой, написанной с чистого листка времени, событий, случайных комбинаций цифр и букв, составляющих все, что только находится сейчас вокруг неё.
-Давай мы посчитаем, что я ничего не расслышала, ты ничего не говорила, а Саша нас не оставляла сегодня в больнице? - блестящая прядка своим кудрявым изгибом обогнула холодное ушко Тамары, все ещё уткнувшейся взглядом в никуда. Из детского носа в невероятной тишине еле внятно доносились всхлипы, разбивающие на мелкие осколки замерзающее от каждого нового звука, уже тихо колотившееся под рёбрами сердце Марины. В очередной раз, как много времени назад, она крепко обняла девочку, под прикрытыми глазами все ещё представляя себе маленькую, но такую смышленую, мудрую, но по-детски впечатлительную, душевную, но настолько ранимую малышку, что вновь захотелось плакать. Тем временем нос все ещё продолжал шелестеть мокрыми осенними кленами в парках, почти целиком растерявших зеленые листья, а крепкой хваткой ладони обвивали тёплое тело, мечущее внутри себя десятки и сотни собственных угрызений.
-Ага, а я сделаю вид, что не приезжала сюда, что вообще не появлялась в вашей с Олегом жизни, и вам тогда точно будет лучше…
-Так, хватит, - она даже не успела договорить свою очередную не по-детски взрослую мысль, как над кушеткой навис по-нежному строгий взгляд Александры Алексеевны. Тёплые ладони ласково утёрли слезы на лицах обеих из них, оставляя лишь тонкую блестящую пленку сверху, которая, высыхая, оставила прямо сверху, на коже, мельчайшие солёные кристаллы счастья.
-Сейчас вы вместе идёте в третью палату, ложитесь отдыхать, не плачете больше, обе. Втроём, - акцент, как бы то не звучало удивительно, остался вместе с логикой на последнем слове ровно так же, как и следующие поцелуи остались на носу Томы - горячем и шмыгающем от переизбытка отека и слизи - и, конечно же, розовой женской щеке.
Ох, сколько уже слез и поцелуев, ласк и ударов, боли и любви, счастья и бед; потерь, разочарований, криков, страданий, истерик, прожжённых сигаретами и алкоголем, обезболивающими и мыслями ночей, угрызений совести, мыслей - сколько всего вытерпели эти щёки, что, казалось, этот солоноватый привкус теперь навсегда впечатался в кожное днк. Теперь официально все это можно было называть мутагенами женской души, а итог их действий - эти легко различимые на вкус, цвет, запах и взгляд следы по всему телу.
-Вечером я вас отпущу, но только до следующего вечера, я хорошо объясняю, понятно для всех говорю?
В следующие за синхронными кивками девочки и девушки секунды сначала детские ножки коснулись пола, в очередной раз проходя знакомой дорогой к кровати. Круглый живот совсем скоро медленно лёг на белоснежную простынь, тут же начиная с ней - такой бездушной и одновременно пережившей столько ласк на своём теле - делиться бережным теплом, впитывая от той горячий холод помещения. Мягкие ладони следом начали делать тоже самое, вскоре переставая поглаживать натянутую кожу, лишь изредка подрагивая в полусне кончиками ресниц в такт тонким пальчикам. За окнами уже было совсем светло, и белые, как эти самые холодные-горячие простыни, снежинки начали вновь выскальзывать из объятий быстрого ветра, касаясь своими краями сырой земли, что быстро покрылась махровым одеялом из мелких узорчатых льдинок, с любовью отлитых победителем всех обстоятельств стремительного мира.
Комментарий к Глава 24. Снег, сохранение и капельница.
Вот так тепло и мило мы заканчиваем…
Нет, не фанфик, а только очередную главу))))))))))
Но, сладкие булочки, не расслабляйте свои булочки, потому что развязка этой длиииинной истории уже совсем-совсем близко…
========== Глава 25. Свеча, диван и вновь кольцо. ==========
Глава Двадцать Пятая.
Свеча, диван и вновь кольцо.
-Ну, как тебе? - чуть слышно хриплый от нервов голос разрезал засыпающийся мелкими снежинками темный двор за огромным панорамным стеклом. Беседка, небольшой пруд, забор, елки и даже только три часа как стоящая на одном месте машина - все это уже было наглухо заметено белой пеленой, словно город был добычей огромного паука, решившего припасти лакомство на будущее, укутав то в липкую паутину. Холод медленными шагами протирался в дом, но даже треск горящих в камине дров одним звуком грел всю целиком душу так, словно по ту сторону толково хрусталя лоджии был не лютый мороз, а жаркое счастье: прямо вместе с носом оно самое сейчас лежало под мужской ладонью. Укрытая тёплым флисовым пледом по самый любопытный и холодный кончик носа, укутанная с неземной лаской крепких ладоней в махровые носки, умытая его свежими поцелуями со вкусом вишневого пирога, помидоров и жаренной с картошкой курицей : то, какой домашней она была сейчас, трудно описать даже самыми уютными в этом мире словами. Колючие ежики отрастающих волос терпимо щекотали мужскую кожу, пока девушка медленно ёрзала на одном месте, пытаясь найти удобную позу, будто собиралась здесь провести весь остаток своей жизни.
Тихое умиротворение можно было совсем скоро ощутить в витающем аромате домашнего спокойствия. Мягкая подушка лежала под круглым животиком, который почти не буянил; иногда лишь ласково поглаживал своей маленькой красной пяточкой изнутри самого родного человека в своей жизни, а как только выпирающий бугорок выходил из-под рёбер, начиная перемещаться от незаметной талии до торчащего пупка, ему навстречу двигалась ещё одна часть любви, которая не имела никакой возможности попасть настолько близко к девчачьему сердечку, насколько это могла без проблем делать материнская кровь. Широкая ладонь папы, словно боясь спугнуть шуструю рыбку, осторожно прикасалась к выступу сначала кончиками пальцев, а только когда в ответ маленькая партизанка не скрутилась вновь в крошечный комочек, медленно уложил на живот всю руку, кажется ощущая даже ту тихую пульсацию, которая улавливается датчиками узи.