— Каков же все-таки ответ на мой вопрос?
— Речи не нужно. Скажите две-три общие фразы о том, что вы понимаете, какая это честь и ответственность, и рассчитываете на дальнейшее плодотворное сотрудничество. Скажите, что вы будете во всех вопросах полагаться на помощь совета. И так далее. А речи не нужно.
Некоторое время они молчали. Потом Паркер спросил:
— Когда вы думаете вернуться, Карл?
— Завтра рано утром.
— Отлично. Вы не смогли бы высадить меня в Ист-Лэнсинге?
— Завтра этот самолет будет вашим. И распоряжаться будете вы.
— У меня есть два билета. Сборная штата играет на Розовый кубок.
— Это меня не интересует, Джим. Старея, я все больше хочу играть сам, а не быть зрителем. Я вам говорил, что разработал новый удар?
— Какой? Предпоследний новый или самый новый?
— Видите ли, — продолжал Пирсон с серьезным видом. — Прежде я верил, что Грэхем прав, утверждая, будто человек моего возраста должен работать только руками, но это не так. Теперь я поворачиваюсь всем корпусом, и мяч летит на двести пятьдесят ярдов. Я уже двадцать лет не бил так далеко.
Паркер улыбнулся, но не позволил себе усомниться вслух.
— Попробуйте как-нибудь сами, Джим. Отводите плечо подальше назад. Как в твисте.
— До сих пор, Карл, я верил, что вы способны научиться всему, чему захотите. Но не твисту! Не твисту!
— Только он начал у меня получаться, как дочки сообщили мне, что после твиста из моды уже успели выйти «птица» и «хали-гали». А что они танцуют теперь, я даже не знаю.
— Ну, что бы там ни было, а отплясывают они лихо. Вы играете в воскресенье?
— Да. Не забудьте захватить побольше денег.
— Если будет не слишком холодно, я приду. А если вы обещаете пустить в ход свой новый удар, я пришлю за вами такси.
Карл Пирсон внимательно посмотрел на своего преемника.
— Я замечаю легкую перемену, — сказал он.
— В чем?
— В вашем поведении со мной. Прежде вы никогда не позволяли себе надо мной подшучивать.
— Что вы, Карл! — с чувством сказал Паркер. — Вы же знаете, как я к вам отношусь!
— Я ведь не обиделся. Это вполне естественно. Иначе и быть не может. Когда человек берет, наконец, в свои руки бразды правления, он сразу чувствует себя независимым. — Пирсон закурил новую сигару и, выпустив клуб сизого дыма, прибавил: — А я бросил курить. В моем возрасте это, говорят, необходимо. — Он не сумел скрыть легкую грусть. — Да, да, это вполне естественно… В каком году мы с вами познакомились, Джим?
— В тысяча девятьсот тридцать четвертом. Помните «паккард Паркера»?
— Вы действительно собрали эту машину сами, Джим?
— До последнего винтика. Вот этими руками.
— Это произвело на меня впечатление. Но я не был уверен, что вам никто не помогал.
— Эта машина помогла мне получить у вас место, — сказал Паркер. — Раньше я вам этого не говорил, Карл, так скажу теперь: я благодарен вам и за то место и за это.
— Не стоит благодарности. Я деловой человек. Вы были лучшим кандидатом, а потому — единственным. Только и всего.
— Я просто хотел, чтобы вы знали. — Паркер откинулся на спинку кресла и продолжал — «Паккард Паркера»! Каким желторотым юнцом я был! — Он обвел рукою директорский салон и добавил — Немалый путь от Суит-Уотера.
— И не только от Суит-Уотера, а и от Фон-дю-Лака, — сказал Пирсон.
Оба магната американской промышленности задумались и умолкли.
Потом Паркер сказал, следуя ходу своих мыслей:
— А ракета — это чертовски здорово. Пожалуй, «Нейшнл моторс» займется у меня ракетами, чтобы я мог на них полетать.
— Строить ракеты вы, возможно, будете, но летать на них — вряд ли.
— Что, слишком стар? Джон Гленн моложе меня всего на десять лет. Я еще слетаю на Луну, прежде чем выйти в тираж.
— Ну, нет! Теперь вам уже не летать. Сами увидите, Джим. Вам придется заплатить за этот пост цену, может быть, большую, чем вы рассчитывали. Вы теперь слишком
значительная особа, чтобы самому совершать что-нибудь значительное.
Джим улыбнулся:
— Это я изменю. Уж это я изменю.
— Я не сомневаюсь, что вы многое измените из того, что сделал я. — В голосе Пирсона вдруг послышалось раздражение. — Но вот это вам не удастся! Все, дружище! Вам больше не водить самолета и не гонять машину по шоссе. Теперь ты стар и слишком важен, папаша Уильям.
Наступило долгое молчание. Наконец Паркер сказал:
— Черт побери, Карл, вы отлично знаете, что я сам буду решать, что надо делать. И также отлично знаете, что я не стану менять того, что вами удачно сделано.