Халли осклабился и медленно, с расстановкой произнес:
— Меня зовут Халли Свейнссон, я сын Арнкеля, вершителя этого Дома, и Астрид, его законоговорителя. А ты, кто бы ты ни была, — гость моего Дома и воруешь мои яблоки. Могу ли я спросить, почему вместо того, чтобы обойтись со мной с подобающим уважением, ты унижаешь меня, предполагая, будто я простой слуга? Чем ты можешь это объяснить?
Девочка указала на его одежду.
— Где цвета твоего Дома?
— А? — Халли посмотрел на себя. — А-а…
Девчонка была права. Во время Собрания вся его семья, разумеется, ходила в парадных костюмах, черных с серебром, — Лейв небось расхаживает по лугу и красуется. Прочие наиболее важные люди в Доме, такие как Грим, Унн, даже Эйольв, носили парадные одежды черного цвета с узким серебряным кантиком. Но Халли запретили надевать парадную одежду. На нем была обычная домотканая туника из некрашеной бурой ткани, и к тому же рваная и нестираная. Ясно, что такой костюм во время праздника однозначно и недвусмысленно характеризовал его как слугу. Девчонка кашлянула.
— Ну? И чем ты можешь это объяснить?
Халли почесал в затылке.
— Ну, я… Я просто не надел цвета своего Дома.
— Я вижу. Я только что именно это и сказала.
Халли почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо.
— Могу тебя заверить, — начал он, — что я — Халли, сын…
— Можешь не повторять, — перебила девчонка. — Мы в саду, а не на пиру в чертоге. Теперь я знаю, кто ты такой. Я про вас вообще много всего знаю. Я про вас учила, когда с тетей занималась. Большинство из ваших умирают глупой смертью.
Халли напрягся.
— Ничего подобного!
— Ну как же? Медведи, волки, колодцы, муравьи… Разве не глупо?
— Не муравьи, а пчелы! Его пчелы зажалили…
— Удивительно еще, как никто из вас не умер, подавившись мухой! Хотя у тебя есть такая возможность, если будешь разевать рот, как сейчас!
И физиономия девчонки, до тех пор сохранявшая выражение легкого презрения, внезапно расплылась в широчайшей улыбке. Глаза ее сощурились и лукаво сверкнули. У Халли что-то вздрогнуло в животе — он приписал это несварению желудка.
— Да ладно, — продолжала она, — кому они нужны, все эти генеалогии и семейные истории каждого из Домов? Чепуха все это и скука смертная. Я — Ауд, дочь Ульвара, из Дома Арне.
Она протянула ему ладошку, поглядела на нее и, обнаружив на ней яблочных червей, поспешно вытерла ее о платье.
— Понятия не имею, откуда они тут взялись! Живут на дереве, должно быть. Я и не думала, что их можно встретить осенью. Ну ладно, теперь все чисто.
Халли неуверенно пожал ей руку, одновременно пытаясь вспомнить, что ему известно о Доме Арне, который находится далеко вниз по долине. Вроде бы Ульвар Арнессон — двоюродный брат его матери… по крайней мере, этот человек несколько раз бывал у них в гостях. Халли смутно припоминал, что родители отзывались об Ульваре с похвалой, как о знатоке законов.
— Я встречал твоего отца, — рискнул сказать Халли. — Он человек мудрый и справедливый.
Девчонка наморщила носик.
— В самом деле? Я бы сказала, что он унылый и напыщенный. Ты-то не такой, я надеюсь?
— Конечно нет! — возмутился Халли.
— Это хорошо. Так отчего же ты не на Собрании и не в парадном костюме? Остальные твои родичи встречали нас у ворот, когда мы приехали. Твоя сестрица — та еще цаца. Надменная такая! Оглядела меня так, как будто я тряпка нестираная. А у меня, между прочим, даже платье было еще чистое!
Она внезапно провела рукой по затылку.
— А теперь и заколка потерялась, значит, прическе тоже конец…
Она тряхнула головой.
— Нет, тетя меня точно убьет! Так что ты сказал?
Халли растерянно моргнул:
— Я?
— Ну, насчет того, почему ты шляешься тут один в затрапезном платье.
— Ну-у… — Халли мысленно перебрал несколько лживых или уклончивых ответов — ни один не выглядел достаточно правдоподобно. Он пожал плечами. — Мне запретили присутствовать.
— Почему?
— Я выступил против своего брата в вопросе, касающемся чести.
Девочка вскинула бровь.
— Да? А именно?
— Он меня ударил. Я столкнул его в навозную кучу.
Ауд, дочь Ульвара, издала странный смешок, короткий и резкий, как собачий лай. И сказала:
— По правде говоря, ты ничего особенного не пропустил. Все расхаживают между шатрами и пытаются перещеголять друг друга богатством. Эйрикссоны привязали у своей землянки медведя. Они утверждают, будто ошейник на нем из чистого золота.
Она снова хохотнула.
— Так это или нет, а он напрудил им на ковер, как раз когда к ним пришли Кетильссоны. Старый Льот Эйрикссон вынужден был сидеть и беседовать сквозь зубы, чувствуя, как промокают его чулки. А встать он не мог, боялся насмешек!