Он внимательно следил за тем, как Халли разглядывает кожу.
— Не правда ли, бесценная вещь? Я ее ни за что бы не сменял, ну разве что на какую-нибудь подлинную диковинку…
Он многозначительно улыбнулся Халли, моргая глазками и склонив голову набок.
— А посмотри-ка сюда, вот это, наверное, самый редкостный из моих товаров…
Он достал из мешка что-то угольно-черное, имеющее форму полумесяца и острое, как лезвие серпа, длиной вдвое больше пальца Халли.
— Вот, Лейв, мой мальчик, перед тобой не что иное, как троввский коготь, который нашли на пожарище Дома Торда после того, как его сожгли Кетильссоны. Думаю, это тот самый, что Торд принес домой застрявшим в бедре. Насколько я знаю, это единственный троввский коготь во всей долине. Чтобы добыть другой такой, тебе пришлось бы выйти за курганы и вежливо попросить троввов! — Он сипло рассмеялся. — Ну, как тебе это, а?
— А по-моему, это дерево, вычерненное краской, — заметил Халли. — Очень похоже на то, что этот коготь не далее как месяц назад вырезал какой-нибудь простофиля, который сменял его на хлеб.
Бьерн-купец не без труда скрыл раздосадованную мину.
— Ну да, ты же из верхней долины, там в таких вещах не разбираются!
Он немного помолчал.
— Чего мне не хватает, — сказал он наконец, угрюмо глядя на темные сосны, — так это вещиц, изготовленных из редких металлов. Из серебра, скажем. Таких сокровищ не делали со времен героев, и до наших времен дошли не многие. По правде говоря, я бы щедро заплатил за такую вещь!
Халли жарил на прутике кусок сыра, поворачивая его, чтобы сыр не капал в костер. Он, по-видимому, был всецело поглощен этим занятием и ничего не ответил.
Бьерн заговорил негромко, словно сам с собой:
— Мне говорили, что в сокровищнице Эгилева Дома есть серебряный кубок, а еще я слышал, что в Доме Свейна в шкатулке хранится серебряный пояс. Может, есть и другие сокровища, но я о них не знаю. Но вряд ли что-то из них попадет ко мне в руки. Хозяева их продать не согласятся, а вору трудно будет сбыть их с рук. Трудно и опасно: ведь пока таскаешь с собой подобную вещицу, над головой все время будет маячить тень виселицы! Только такой человек, как я, у которого в каждом Доме есть знакомые и связи, сумеет успешно ею распорядиться. Ну а уж я бы хорошо заплатил за нее, полновесной золотой монетой!
Его черные глазки сверкали в свете костра.
— Что ты на это скажешь, а, Лейв?
Халли вытянул прутик из огня и целиком сунул расплавленный сыр себе в рот. И принялся задумчиво жевать. Бьерн не сводил с него глаз. Несколько раз мальчик вроде бы собирался что-то сказать, но тут же снова начинал жевать. Бьерн нетерпеливо ерзал. Наконец Халли вытер губы рукавом, рыгнул и заговорил:
— Мне, как человеку стороннему, было очень интересно послушать про твои дела. Можешь быть уверен: если я встречу человека с серебряной вещицей, то посоветую ему обратиться к тебе. Ну а сейчас, пожалуй, пойду спать: я слишком много выпил и голова у меня отяжелела.
Он встал, обошел вокруг костра и отправился туда, где приметил удобный бугорок; улегся, накрылся плащом и, кряхтя и вздыхая, принялся устраиваться на покой.
Бьерн-купец остался сидеть, глядя в огонь. Он долго сидел неподвижно, и отблески пламени играли на его массивном, невыразительном лице. Наконец он осушил свою чарку и снова застыл в задумчивости, пока костер не прогорел и над поляной посреди ущелья не сомкнулись ночные тени. Неподалеку тощая лошадь щипала траву; над головой, сквозь невидимые ветви, сияли холодные звезды.
Пламя почти потухло. Халли лежал тихо. Бьерн сидел темной сгорбленной тенью.
Далеко внизу, в своем русле из нагроможденных камней, бормотала река. Где-то в лесу, лепящемся к утесам, послышался крик совы. Треснула и упала в костер прогоревшая ветка. А Бьерн все сидел. И вот на поляне послышалось сопение Халли, ровное, медленное дыхание крепко спящего человека.
Плечи Бьерна, еле видимые на фоне догорающего костра, поднялись и снова опустились, как будто владевшее им напряжение оставило его. Несколько минут спустя он медленно наклонился в сторону. Послышался тихий шорох: Бьерн рылся в своем вьюке. Потом шорох утих. Снова воцарилась тишина.
Послышался хруст в суставе: Бьерн медленно, неуклюже поднимался на ноги. Халли, следивший за ним сквозь полуприкрытые веки, увидел, как купец немного постоял неподвижно, опустив голову. Потом Бьерн принялся осторожно обходить костер. Последние сполохи пламени указывали ему путь. Несмотря на вес купца, его башмаки ступали по траве почти беззвучно. Он что-то сжимал в руке.
Дойдя до бугорка, Бьерн замедлил шаг и пригнулся. Он навис над Халли — безликая, бесформенная тень на фоне костра. Халли застыл под своим плащом, окаменев от ужаса, но при этом изо всех сил стараясь дышать так, будто он крепко спит. Горло сдавило от страха, дыхание с хрипом вырывалось из приоткрытого рта. Его грудь судорожно вздымалась. В ушах гулко стучала кровь.
А черная тень все не двигалась. Потом она занесла руку.
Напряжение сделалось невыносимым, и Халли завопил во всю глотку.
Тень отшатнулась. Вопль Халли разнесся эхом над черным провалом ущелья.
Мальчик отшвырнул плащ в сторону.
Внезапный рывок: тень ринулась на него, вытянув руку. В руке блеснул черный кривой серп. Халли откатился в сторону, почувствовал удар — что-то вонзилось в дерн рядом с его головой. Он вскочил на четвереньки, рванулся прочь — но запутался ногой в плаще, поскользнулся, упал…
Купец схватил его за ногу и яростно потянул, поволок назад.
Взвыв от страха, Халли перекатился на спину и пнул свободной ногой куда-то в темноту. Нога воткнулась во что-то мягкое и податливое; противник охнул от боли.
Рука, державшая его за ногу, ослабла. При свете костра Халли увидел, как тень пошатнулась, держась за живот. Он вскочил и бросился прочь, в темноту.
Пробежав несколько шагов, он остановился и оглянулся. И увидел в свете дотлевающих углей: Бьерн ковылял следом за ним, половина его была в темноте, половина озарена багровым светом. Он держался за брюхо и негромко звал:
— Лейв, малыш, ты сделал мне больно, ты что-то повредил у меня в нутре! Я тебе за это отплачу, слышишь?
Халли принялся медленно-медленно отступать назад. За спиной слышался далекий рев реки; он ощутил движение воздуха, бескрайнюю пустоту позади. Он стоял над самой пропастью, дальше отступать было нельзя. Он замер на месте. По спине у него ползли мурашки, он расширенными от ужаса глазами смотрел на приближающегося купца.
Рот у Бьерна был раскрыт; на губах и подбородке блестела слюна.
— Лейв, малыш, лучше отдай мне пояс, а не то — скажу тебе честно, как вор вору, — я перережу тебе глотку!
Халли гневно осклабился.
— Есть и другой выход! Садись на свою гнусную клячу и проваливай восвояси с позором, потому что пояса ты не получишь!
Бьерн хихикнул и ринулся вперед куда проворнее, чем ожидал Халли. Мальчик метнулся в сторону — поздно! На него навалилась огромная туша, в лицо пахнуло потом, вином и смрадом немытого тела. Он вскрикнул от удара в плечо. Горячие пальцы стиснули ему горло; ноги у него подломились, и он рухнул навзничь, во тьму, извернувшись при падении, почувствовав, как туша противника перевалилась через него.
Халли тяжело приземлился на спину. Он услышал удар — Бьерн грянулся оземь рядом с ним, — почувствовал, как соскользнули с горла цепкие пальцы. Мальчик поспешно взметнулся на ноги, зная, что Бьерн рядом, во тьме, поступил так же.
Почувствовав, что его ухватили за спину, Халли вслепую врезал кулаком куда-то назад, едва не вывихнув себе запястье. Послышался яростный вопль, шарканье ног — и тишина.
Халли, пошатываясь, отступил на несколько шагов, ожидая, что Бьерн бросится на него снова.
Но ничего не случилось.
Плача, задыхаясь, Халли стоял, пригнувшись и ожидая нападения.