— Если ты возьмешь его, Халли, если ты нарушишь границу, что тогда помешает троввам спуститься в долину?
Халли расхохотался, и его смех показался грубым даже ему самому.
— Какая разница? Нас-то тут все равно уже не будет!
Ауд встала. Свет очага озарял ее лицо, но дыры на куртке зияли черными провалами. Она, прихрамывая, подошла и встала напротив Халли.
— Посмотри на меня. Посмотри!
Он нехотя поднял голову и угрюмо взглянул на нее.
— Ты что, правда хочешь, чтобы с твоей семьей и твоим народом случилось такое? — спросила она. — Тебе правда хочется обречь их на такие страдания? А ведь так оно и будет, если ты украдешь меч и троввы спустятся с гор! Если тебя это устраивает, так и скажи! Я сейчас же уеду из вашего Дома, потому что я тебя больше видеть не хочу! Мне не меньше твоего хочется бежать отсюда, Халли Свейнссон, но, как бы я ни ненавидела свою семью, на такое не пойду никогда!
Она не повышала голоса; только глаза у нее полыхали яростью. Она повернулась и отошла; побелевший Халли остался молча сидеть в кресле.
Он дождался, пока она сядет, и сказал:
— Извини. Я наговорил глупостей. Я просто очень зол, понимаешь?
— Понимаю. Я тоже.
— Я не испытываю к ним ненависти.
— Я знаю.
Воцарилось молчание.
Халли посмотрел на темные окна.
— Отец умирает, — сказал он.
— Халли…
— Ты там просто не была! Ты не представляешь, каково это видеть! Я не могу говорить с ним, Ауд. Свейн мне свидетель, я даже смотреть на него не могу…
Голос у него срывался; он умолк, перевел дух, дождался, пока сердце перестанет болезненно сжиматься. Наконец он выговорил:
— Ты права. Я не хочу, чтобы вышло так, как ты говоришь. Меч Свейна останется при нем. Но я все равно собираюсь найти выход из долины. Наверняка можно что-нибудь сделать, даже несмотря на троввов. Просто надо чуть-чуть подумать, только и всего. Нам нужно немного времени.
В это время кто-то отчаянно забарабанил в запертые двери чертога.
Ауд вскрикнула. Халли выронил кубок, и он покатился по полу, взблескивая в свете очага.
— Троввы! — прошептала Ауд. — Они явились за нами!
Халли сердито покачал головой.
— Троввы стучаться не станут!
Тем не менее говорил он с запинкой и вставать не спешил.
В двери еще раз постучали.
Откуда-то из комнат послышался испуганный голос матери:
— Кто там? В чем дело?
— Кто же откроет дверь? — спросила Ауд. — Эйольв?
— Он глухой.
— Лейв?
— Он пьян. Бум, бум, бум!
— Я открою, — мрачно сказал Халли.
Он вылез из-за стола и медленно пошел в сторону сеней и двери, выходящей на крыльцо. По пути он сунул руку под безрукавку и крепко стиснул троввский коготь. Второй рукой он взялся за засов.
Бум, бум, бум!
Халли отодвинул засов и распахнул дверь.
Огромная черная тень ворвалась внутрь. Халли отпрыгнул назад. Послышался топот копыт, запахло лошадью, в лицо ему дохнули теплым паром, а потом всадник протиснулся мимо под низким потолком сеней и выехал в освещенный пламенем чертог.
Ауд, сидевшая у огня, в ужасе поднялась на ноги. Халли выхватил троввский коготь и побежал за всадником, пытаясь ухватиться за уздечку.
— Стой! — крикнул он. — Ни шагу дальше! Говори, кто ты такой и зачем приехал! Друг ты или враг?
На голове у всадника был капюшон, надвинутый по самые брови; лица было не разглядеть. Из-под плаща виднелись только руки, старческие руки, оплетенные узловатыми жилами и покрытые бурыми пятнами, с длинными, кривыми ногтями. У седла висел темный мешок, тяжелый и бугристый. При виде этих округлых выпуклостей и того, как тяжко качнулся мешок, когда лошадь остановилась, Халли почувствовал, как мороз пополз по коже. Он взмахнул троввским когтем, угрожающе блеснувшим в полумраке.
— Последний раз спрашиваю! Друг ты или…
Всадник неожиданно величественным жестом отбросил полу плаща. В свете пламени тускло блеснул длинный нож, висящий у пояса. Нож показался Халли знакомым.
Он отступил назад, разинув рот.
— Снорри?
Старческие руки откинули капюшон, открыв всклокоченные брови, пронзительные глаза, худое и обветренное лицо старика из придорожной лачуги. Он мрачно уставился на Халли, потом окинул враждебным взглядом чертог: Ауд, стоящую у огня и уставившуюся на него расширенными глазами, Гудню, высунувшуюся из-за занавески, пару слуг, показавшихся в дверях. Глаза его сузились: он как будто высматривал очевидные признаки злодейства и гнусности. Наконец, не найдя ничего такого, он соизволил снова взглянуть на Халли.
— Я приехал, как и обещал, — сказал старик, похлопав по ножу Арнкеля, висящему у пояса. — Чтобы оказать услугу. Чтобы отплатить добром за добро, которое ты сделал мне много месяцев назад.
Халли растерянно поморгал, потом кивнул.
— Э-э… спасибо большое! Может быть, вы хотите спешиться?
— Две услуги! — вскричал Снорри громовым голосом, который эхом раскатился по чертогу, а Халли заставил попятиться. — Две услуги окажу я тебе! Вот первая.
Повернувшись в седле, он развязал веревку, которой мешок был привязан к седлу; мешок с грохотом рухнул на пол. Большие, тяжелые круглые предметы покатились по полу. На мешковине проступали багровые пятна.
Халли шумно сглотнул.
— А… э… это что?!
— Мешок свеклы. У меня столько свеклы уродилось, не знаю, куда и девать. Вот, привез тебе в дар.
— А-а, спасибо, конечно…
— Постой! — воскликнул Снорри. — Вот моя вторая услуга: я привез вести! Страшные вести! Хорд Хаконссон и его люди поднялись по обледеневшему ущелью. Они уже в верхней долине. А завтра ночью, когда вы ляжете спать, они явятся к вашим воротам. Они хотят сжечь ваш Дом и захватить ваши земли.
Он почесал нос, задрал костлявую ногу и принялся слезать с лошади.
— Ах, ну да, — добавил он, поразмыслив. — И перебить вас всех.
Глава 24
Прежде чем отправиться на встречу с героями, Свейн призвал к себе свою жену.
— Я намерен раз и навсегда избавить долину от троввов, — сказал он, — и может статься, что живым я не вернусь. Если я погибну, сделайте, как я скажу. Сыновей у меня нет, но мои люди — хорошие бойцы. Пусть они совершат набег, и того, кто покажет себя самым отважным, сделайте своим вершителем. А потом живите, почитая мои границы и мои законы. Если кто-то из моего Дома будет убит, его враг тоже должен быть убит. Если кто-то из других Домов угрожает нам, сожгите их чертог. Пекитесь о чистоте колодцев и чистоте нашей крови. Помните, что вы — величайший народ во всей долине! Что до меня, сложите мне курган на вершине горы над Домом, чтобы я всегда мог следить за вами; и те из вас, кто повинуется моим законам, поднимутся на гору и пребудут вместе со мной.
Люди начали собираться еще до рассвета — по двое, по трое, — и теперь весь чертог был заполнен народом Свейна. Шум толпы доносился через короткий коридор до комнаты Арнкеля и Астрид; издали он походил на шум водопада.
Халли топтался у кровати, дожидаясь ответа матери. Ее кресло стояло на краю круга света от свечи; мать сидела прямо и неподвижно, сложив руки на коленях; светлые распущенные волосы бросали тень на лицо.
Рядом, в центре большой кровати тихо спал отец Халли.
— Это все из-за твоих деяний, — сказала наконец Астрид.
— Я знаю.
— Ты разбудил Лейва?
— Разбудил. Ну, то есть я попытался. Он так напился, что ничего не соображает. Эйольв отвел его к лошадиной колоде.
Мать резко выдохнула сквозь зубы. Халли ждал. Его взгляд невольно упал на кровать, где лежал отец. Свеча, стоящая на столе, озаряла мягким светом его изможденное лицо. Арнкель сейчас спал куда спокойнее, чем все предыдущие месяцы, его седые волосы разметались по подушке. Халли осознал, что за время болезни у отца отросла длинная, густая борода — должно быть, она была такой всю зиму. Прежде он этого не замечал.
— Халли! — Оказывается, мать говорила с ним. — Ты слышал, что я сказала?
— Нет.
— Я тебя спрашиваю, ты вообще спал сегодня?