— Столько воды в граните?! В граните?! — поражался Володя. — Просто не верится, Никита Евсеевич!
— Приходится верить, Володя, — улыбнулся Мареев и, посмотрев на часы, добавил: — Ну, мне пора. Надо сменить Михаила. Как подвигаются дела с моделью?
— Да я её уже наполовину сделал!
— Когда кончишь, обязательно устроим торжественный пуск вашей маленькой подземной термоэлектростанции. А чем вы будете охлаждать первый спай?
— Жидким кислородом.
Мареев поморщился.
— Жидким кислородом? — переспросил он. — Гм… А может быть, можно чем-нибудь другим? Ну, например, жидким водородом? У нас его довольно много.
— Я думаю, можно, Никита Евсеевич, только это потребует перерасчётов. А почему не воспользоваться кислородом?
— Да так, знаешь… — уклончиво ответил Мареев, — надо поберечь кислород… Ну, занимайся своим делом.
Володя остался один в «мастерской», как он называл свой столик в верхней камере, который ему уступили для большого дела, заинтересовавшего всё население снаряда. Володя решил изготовить действуюшую модель термоэлектростанции. Сам Брусков чрезвычайно увлёкся затеей Володи: модель дала бы ему возможность ещё раз на практике проверить конструкцию термостанции. Володя с жаром принялся за эту работу, постоянно пользуясь консультацией взрослых членов экспедиции. Он успел уже на «отлично» закончить курс ознакомления со снарядом и его механизмами. Освободившееся время он отдавал теперь своей модели.
Оставив Володю, Мареев спустился в буровую камеру, где Брусков сидел за столом, внося последние записи в вахтенный журнал.
— Это ты, Никита? — спросил он, не отрываясь от работы. — Что же это значит наконец? Геотермический градиент совсем не возрастает с глубиной, как ты предполагал. Вот уже целую тысячу метров температура равномерно увеличивается на один градус через каждые тридцать три метра спуска, и этот проклятый градиент совсем не обнаруживает склонности увеличиваться с глубиной.
— Откровенно говоря, мне трудно объяснить этот факт, — сказал Мареев. — Возрастание температуры на один градус должно с глубиной замедлиться. Это твёрдо установившееся среди геологов мнение, и до глубины в девять тысяч сто метров это мнение целиком подтверждалось: если возле шахты «Гигант» в верхних слоях земли геотермический градиент равнялся, в среднем, тридцати с половиной метрам, то на девятом километре температура окружающей нас породы поднималась на один градус уже через каждые тридцать три метра. Значит, геотермический градиент с глубиной действительно возрастал. Теперь он должен был бы, по моим расчётам, равняться примерно тридцати четырём метрам, и почему он остановился — непонятно. Такой глубины, на которой мы сейчас находимся, никто никогда не достигал ни посредством орудий и инструментов, ни тем более лично. Мы впервые получили возможность произвести проверку. И вот оказывается, что на большой сравнительно глубине, на протяжении почти тысячи метров, геотермический градиент остается без изменений! Это любого геолога может озадачить. Неужели закон возрастания будет нами опровергнут?
— Если тебя тревожит только это, то я могу спокойно спать. — Брусков поднялся со стула и потянулся. — Устал я сегодня. Ну, сдаю вахту.
— Принимаю, — ответил Мареев.
В середине вахты Мареев отметил первый скачок стрелки пирометра: через тридцать три метра пути стрелка продвинулась с 301,3 градуса до 302,5 градуса. Когда Малевская пришла сменить Мареева, вычисления показали, что на глубине в десять тысяч двести метров геотермический градиент равен тридцати двум метрам.
— А, поздравляю! — отметила это Малевская, принимая вахту. — Пирометр начал наконец проявлять признаки жизни.
— Мне кажется, что он слишком резко скачет и совсем не в ту сторону, куда надо.
— Что ты хочешь сказать?
— Только то, что на глубине в десять тысяч метров геотермический градиент не возрастает, как это было до девяти тысяч метров, а понижается. Значит, на этой глубине рост температуры не только не замедляется, но, наоборот, даже ускоряется… Это уж совсем странно.