– По закону Несауалькойотля, тот, кто напоил свободного человека, а тот умер, выпив больше Двухсот Кроликов, и был застигнут на месте преступления, должен понести наказание. Наказание Семь Ящериц назначается в соответствии с восемьюдесятью законами Несауалькойотля – смерть. Не пытайтесь меня уговорить! В стране Анауак никто не будет потакать пьянству! Приступайте к исполнению приговора! – стражники подхватили мужчину, одетого в одну лишь набедренную повязку, и потащили к выходу – ноги не слушались приговоренного – он надеялся на положительное решение суда. Не успела эта группа пройти через арку, а перед строгим блюстителем закона уже стояли новые участники.
Суть следующего дела заключалась в том, что одному крестьянину удалось передвинуть межу, расширив свой участок и засеять маисом. Обкраденный хозяин едва сдерживал слезы, он указывал на восьмерых детей, жену, ждущую девятого ребенка, разводил руками и горестно вздыхал, упрашивая помочь восстановить справедливость. Обвиняемый клялся всеми богами Анауака, что не прикасался к меже и не пытался покушаться на чужой надел. Но тут к группе присоединились двое хорошо одетых мужчин, дорогие ожерелья и амулеты полностью закрывали грудь каждого. Они сообщили судье, что обвиняемый несколько раз закладывал землю соседа, чтобы сыграть, только чудом участок оказался в руках ничего не подозревавшего об этом собственника.
Судья думал недолго, он уже не сомневался, что перед ним стоит жулик, который не только не уважает законы, но и не чтит богов, такой человек никогда не исправится:
– Если свободный гражданин продает или закладывает чужую землю, по законам Несауалькойотля его следует обратить в раба, отдав тому, кого он пытался оскорбить! Но ты совершил еще большее преступление – ты передвинул межу…
– Клянусь богами, уважаемый судья, межа цела, может быть, в одном месте, она всего лишь на локоть отклонилась!.. – перебил судью обвиняемый, падая на колени и размазывая слезы, брызнувшие по щекам: он знал, что ему теперь грозит.
– За передвинутую межу приговариваю к смерти! Привести в исполнение!..
Напротив одновременно, прозвучал такой же приказ о смерти. Там слушали дело о разбое на дороге: жители деревни поймали грабителей, но решили их судить в Теночтитлане. Больше двадцати человек долго рассказывали судье о бесчинствах и просили покарать пятерых нарушителей, которые стояли связанными, в порванной одежде и с полной безучастностью к суду и своей судьбе. Теперь их должны были публично забить камнями…
В самом дальнем углу слушалось дело государственной важности – судили сборщика налогов, который буквально обдирал население нескольких деревушек, находившихся достаточно далеко от Теночтитлана. Весь излишек надсмотрщик оставлял себе, выменивая его на молодых наложниц, дорогие украшения… Но сколь бы далеко не находились деревеньки, а нашлись смельчаки, которые отправились в Теночтитлан и рассказали всю правду. Теперь тридцать человек, подавших жалобу, смеялись словно дети, некоторые даже приплясывали и довольно похлопывали соседа по плечу в знак высшей радости – суд, закон страны Анауак был на их стороне:
– В соответствии с восемьюдесятью законами Несауалькойотля тебя забьют камнями! Исполняйте!..
«Как страшно… Как справедливо… Смерть… Смерть… Забить камнями или палками… Законы, законы! Сейчас будут судить мою мать, суд длится всего несколько минут, и он не будет к ней добр!.. Бедная моя мать…» – после услышанных приговоров, девушка опустила голову и грустно поплелась туда, где должны были судить Чальчиуненцин. Печально, тоскливо заныло сердце.
Как и предполагала Прохладная Роса, суд над матерью был скорым: седовласый Тлилпотонки внимательно выслушал несколько человек, которые сухо изложили признания обвиняемых придворных тескокского двора, затем приказал привести Чальчиуненцин и с равнодушным видом задал единственный вопрос бывшей госпоже города Тескоко:
– Подтверждаешь ли ты, женщина, носящая имя Чальчиуненцин, все, в чем тебя обвиняют?
Чальчиуненцин всегда считалась красавицей, и сейчас, в простой одежде, без украшений, с распущенными длинными волосами, местами спутанными, она не потеряла своего величия. Медленно, с чувством собственного достоинства, она обвела присутствующих взглядом, задержала его только на дочери, послав ей теплую, такую привычную улыбку, что Прохладная Роса вздрогнула. Затем взгляд обвиняемой остановился на судье. Наконец ее губы красивой формы разомкнулись, и чистым, достаточно сильным голосом она произнесла:
– Да!
Ответ вызвал тихое возмущение и перешептывание среди присутствующих, но Чальчиуненцин не обращала на это внимания, она стояла с гордо поднятой головой, сохраняя царственную осанку.
Тлилпотонки не стал затягивать разбирательство, он тут же объявил приговор такими знакомыми словами, которые несколько часов назад наполняли семью правителя Тескоко гордостью:
– Как записано в восьмидесяти законах Несауалькойотля тебя, Чальчиуненцин, приговаривают к смерти! Всех граждан, замешенных в этом развратном деле, приговаривают к смерти! Приговор привести в исполнение немедленно!
Суд свершился…
Аскашочитль не была на суде, как и другие члены семьи тлатоани. Она переживала не за невестку, а только за брата и его семью – судьба Чальчиуненцин была предрешена еще до суда, а вот что теперь ждет дом Тескоко? Зная своего венценосного сына – Мотекусому, женщина могла предполагать, что правитель потребует от чичимеков доказательства не простой лояльности, а чего-то большего.
С трудом Аскашочитль удалось успокоить племянницу, глаза которой распухли, и собравшиеся слезы вновь готовы были брызнуть при любом неосторожном слове. Ей нравилась девушка и ее искренность – она так открыто горевала по матери.
– Дорогая, суд свершился, Чальчиуненцин не оживить, она теперь на дороге в страну духов. Нужно думать о живых, утри слезки, и пойдем, я покажу тебе рынок, может быть, покупки тебя смогут отвлечь?
Прохладная Роса утерла последние слезы и доверчиво прижалась к родственнице: ее тяжелый вздох означал согласие.
На следующий день женщины, окруженные прислугой и охраной, направились в торговое место. Они шли по чисто вымытым улицам столицы. Гости из Тескоко не переставали любоваться разбитыми парками, дарящими тень, огромными клумбами с цветами.
Две широких дороги крест-накрест пересекались в центре города на его главной площади и уходили вдаль, плавно переходя в дамбы. Это деление было не простой выдумкой архитектора, город делился на четыре района, каждый имел свои школы, мастерские, дома для пения.
Рынок Тлателолько потрясал не только размерами – целый остров, на котором размещались торговые ряды. Потрясало количество людей, какое он вмещал, – двадцать пять тысяч человек, в столице чичимеков – городе Тескоко проживало на пять тысяч больше… А в торговый день и почтеков, и покупателей было в два раза больше! Увидеть такое столпотворение сразу – это уже событие!
Ровную площадь рынка окружали аркады, окрашенные в белый цвет, под навесом из тростника располагались трое судей, которые тут же разбирали спорные вопросы. Потрясала относительная тишина и порядок на стройных, четко распланированных участках торговой площади, охраняемой специальной рыночной стражей – надсмотрщиками – тианкиспан-тлайакаке, которым никто не смел оказывать сопротивления. Тианкиспантлайакаке появлялись как из-под земли, едва кто-то поднимал голос, возникал спор или начиналась ссора, окружив продавца и покупателя, надсмотрщики вели их к судьям. Товар оставался на месте, ибо не было в Теночтитлане воров, которые рискнули бы жизнью и позарились на чужое имущество в торговый день на рыночной площади. Если такое случалось, сначала его обвинял один из трех судей, затем вора забивали палками на месте.