…Приборы не показали никакого отклонения от нормы в работе двигателей, систем управления и обеспечения жизнедеятельности. Не было пожара, разрыва магистралей или потери герметичности.
Не было взрыва.
Просто в одно из бесчисленных мгновений космический крейсер, пилотируемый Риолем, перестал существовать…
…Риоль очнулся на склоне холма, того, что находился возле его собственного дома.
Было тепло, тихо и одиноко.
Как в больничной палате. Он очнулся с пустыней в голове и ломотой во всем теле. Стучало в ушах, а легкие не принимали кислород, словно между воздухом и губами, ловившими его, постоянно образовывался тонкий слой пустоты. Зато аромат травы, смешанный с запахом влажной земли, не искажаясь, проникал в органы обоняния, минуя все преграды.
И совсем не чувствовалось ударов сердца, будто оно трудилось где-то далеко и отдавало свои силы не телу, а невидимым магистралям, соединяющим Риоля с окружающим его местом.
Но постепенно и тело, и голова стали приходить в порядок. Во всяком случае, хаос сменялся узнаванием.
Риоль пошевелил одной рукой, потом другой, приподнял голову – движения давались легко, хотя и немного непривычно, словно после сильного наркоза. Но вскоре и это ощущение стало проходить.
Почувствовав уверенность, он сед, и тут же окоем отдвинудся от его глаз, открыв вначале верхушки деревьев, которые без задержки пропускали голубизну неба, делясь с ним своим изумрудом. Потом дорогу, идущую мимо холма, реку и его дом в летней зелени. Густой и насыщенной.
Все детали оказались такими знакомыми, что одно это могло вызвать сомнение в их подлинности. И главное, Риоль не мог понять того, как он здесь оказался.
Память отказывалась прийти в помощники, хотя все, что было до и после старта крейсера, вспоминалось без всякого напряжения.
Все посадки и последующие старты с планет, всю мелкую работу, которую приходилось выполнять на корабле, Риоль помнил. Помнил даже последнее погружение в сон перед очередным перелетом из одной звездной системы в другую, а вот что произошло потом, он не просто не помнил – как будто вообще не знал.
И это создавало дискомфорт.
Лучше не знать дороги, чем не понимать того, как ты на ней оказался…
Был и еще один момент, вызывавший у Риоля неосознанную, но оттого не менее чувствительную тревогу – спутницу детей и солдат, сталкивающихся с неизвестностью – он ясно ощущал свое одиночество.
Знакомым, близким и родным было все, вплоть до теннисных кортов за деревьями и беседки с качающейся лавочкой внутри нее, но несмотря на это, Риоль чувствовал, что он совсем один. Словно находился не среди окружающей его природы, а в пустом зале, на единственной стене которого висела мастерски прописанная картина, изображающая хорошо восполненные воспоминания.
Думая об этом, он поднялся с земли, на которой сидел, и по некрутому спуску направился к дороге у подошвы холма. Там, возле остановки рейсового автобуса, находился газетный киоск – место, где тем или иным способом можно было узнать новости.
На газетном киоске висела надпись: «В мире нет ничего нового, чего бы мы не знали, но очень много старого, чего мы не можем понять…»
– Дайте мне какую-нибудь газету, – сказал Риоль старичку-киоскеру, неглубоко дремавшему в углу. Но старичок продолжал дремать.
– Мне нужна любая свежая газета, – повторил Риоль и даже постучал по стеклу ларька, стараясь привлечь к себе внимание продавца.
Но вновь не последовало никакой реакции.
Тогда Риоль просунул руку в окошко и взял с прилавка верхнюю газету. И то, что он увидел на первой странице, заставило его вздрогнуть.
Над его собственным портретом в широкой черной рамке большими буквами было написано: «Надежды больше нет». И дальше хорошие добрые слова о том, что один из лучших представителей Земли, отправившийся в дальний космос, наверняка погиб, став очередной жертвой прогресса.
Риоль посмотрел на число.
Газета, попавшая ему в руки, была отпечатана через девять лет после того как он улетел с Земли.
– Какое сегодня число, какой год? – спросил Риоль у проходившего мимо него дорожного рабочего, но тот шел своей дорогой, не обращая ни на Риоля, ни на его вопрос никакого внимания.
В это время проснулся старичок, торговавший газетами. Он потянулся, потом вышел из киоска и, запирая дверь, пробормотал:
– Вот, опять одну газету сперли. Хорошо, что не две… – выражая, таким образом, отношение мелкого негоцианта к еще более мелкой неприятности.
– Вашу газету взял я, – сказал ему Риоль, но старик, даже не взглянув на Риоля, пошел по своим делам.
Проезжавшая по дороге машина едва не сбила Риоля с ног, промчавшись мимо не только не просигналив, но и не притормозив перед человеком, стоявшим на обочине проселочной дороги.
Сергей Фрумкин
Программист
«Вначале было слово…» «Слово» – единица измерения информации…
Но… только ли «вначале»? И только ли «было»?
Самое ближайшее будущее. Москва. Молодой человек заканчивает вуз по специальности «нейропрограммирование». Трудоустройство обещает ему сказочные перспективы успешной и обеспеченной жизни. Но выясняется, что не все то золото, что блестит, и не все знания приносят пользу…
Книга о том, как может быть устроен наш мир. О воздействиях, которые меняют наше отношение и настроение. О потоках, которых мы не замечаем, которые не обращены к нашему разуму и воспринимаются нами как должное и естественное.
Что если информацию о том, что и как ведет нас, можно упорядочить и использовать для более легкого достижения некой цели? Что если разум пишет историю своей жизни как раз тогда, когда не понимает своего вклада и увлекается собственным вымыслом? И является ли мир, где все это возможно, материальным в нашем прежнем, классическом понимании этого слова?
…Чтобы как-то отвлечься, Стас встал, подошел к краю посадочной зоны и оперся на металлическое ограждение, глядя на открывающуюся оттуда бездну. Мысли кружились у него в голове с такой скоростью, что молодой человек даже не пытался привести их в порядок.
Из-за облаков вышла луна, и тьма отступила, открывая взгляду потустороннюю картину погруженной в глубокий сон Москвы. Раскинувшийся от горизонта до горизонта город казался мертвым, но он жил. Он пульсировал частотой миллионов жизней. Миллионов «я», миллионов «эго», миллионов собственных неповторимых миров и вселенных. Очарованный жутковатой красотой и необыкновенным спокойствием этой странной ночи, Стас в какое-то мгновение понял, что не так уж важно, кому принадлежит заслуга, кто идеолог и кто за это в ответе, – сегодня все изменилось! С сегодняшнего дня люди были свободны!
Какое-то время Стас смотрел вниз, дрожа всем телом то ли от холода, то ли от пережитых стрессов, то ли от избытка эмоций, а затем вдруг поднял голову – он был так увлечен событиями, что не сразу заметил: мучавший его и днем и ночью гул стих! Волны не били в ушах Стаса, город не подвергался насильственному программированию, а вокруг царили тишина и гармония. Мир больше не зависел от горстки самовлюбленных гениев. Он вновь мог жить по законам, которые правили там, внизу, с самого сотворения земной тверди…
Стас был так глубоко потрясен этим своим открытием, что на какое-то время забыл обо всем на свете. О том, что сохранил глаза, сняв нэтфон; о том, что сбежал от гнева Хасана; о том, что живым вышел из оцепления вокруг дома Вики; о том, что все это время исполнял не свои, а чужие желания. У него из глаз хлынули слезы. Он ни о чем больше не думал, просто стоял и плакал, ощущая что-то такое, чего все равно не мог описать словами…