– По коням, дорогуша! Давай ключи! – уже за дверями ресторана Иволгин протянул руку девушке, качаясь из стороны в сторону.
– Какие ключи? Ты же пьян!
– Ключи, я тебе сказал!..
…Машина неслась по пустым улицам, избегая центральных магистралей. Хоть мысли в голове у Аркадия и путались, проблем с милицией он иметь не хотел. Откуда на дороге оказался тот рыжеволосый мужчина с лохматой шевелюрой, не понял ни он сам, ни его подружка. Удар был сильным, и пешеход перелетел через крышу.
– Ой, Господи! Мы сбили человека! – взвизгнула Марина. Хмель у Аркадия моментально улетучился, и он нажал на тормоза. Ещё с минуту они сидели, молча, в машине, стараясь сообразить, что же произошло, потом вместе разом оглянулись и попытались разглядеть в темноте пустынной улицы хоть что-нибудь.
– Аркаша, давай сходим, посмотрим, что там с ним, – подала голос Марина. – Наверное, человека в больницу отвезти нужно.
– Да, да, конечно.
Девушка первой выбралась из машины, а за ней, покачиваясь, её кавалер.
Когда метрах в пятидесяти на обочине дороги они вместе нашли пострадавшего, тот не подавал никаких признаков жизни. Сбитый машиной человек лежал в неестественной позе, и его лохматая рыжая шевелюра была вся залита кровью.
– Мамочка, какой ужас! – вскрикнула Марина и прикрыла рот ладонью. Иволгин нагнулся и приложил пальцы к шее мужчины. Тот был мёртв.
– Ему уже не помогут врачи – он умер. Поехали отсюда! Быстрей, пока нас никто не видел! – Аркадий крепко схватил девушку за руку и потащил к машине. – Садись сама за руль и вези меня домой! Живо!
Хлопнули обе дверцы «Жигулей», и автомобиль рванул вперёд, свистнув покрышками.
– Веди машину спокойно, не превышай скорости. Ещё не хватало, чтобы нас какой-нибудь гаишник остановил.
– Что теперь будет? Что теперь будет? – причитала всю дорогу Марина. Слёзы катились по её щекам, и она шмыгала носом. Иволгин тщетно пытался её успокоить в течение всего пути. – Аркашенька, может, нам в милицию поехать? Ты же не специально сбил того человека.
– Конечно, не специально. Только это уже не имеет никакого значения – я пьян, а управление транспортом в нетрезвом состоянии – преступление. Ты вообще понимаешь, что произошло? Я, известный человек, которого знает вся страна, окажусь на скамье подсудимых! Тому, на дороге, уже ничем не поможешь, а мне будет конец! Ты этого хочешь?!
– Нет, я не желаю тебе зла, но всё тайное становится явным когда-нибудь. Сейчас ты можешь во всём признаться и покаяться. Тебя все поймут, и судьи тоже. Давай вернёмся на то место и вызовем милицию.
Аркадий сделал длинную паузу, уставившись в одну точку на передней панели, потом глубоко вздохнул и сказал:
– Ну ты и дура! Тебе что, нужны проблемы?! Хочешь в тюрьму угодить?!
– Я? В тюрьму? За что?
– За то, что сбила человека.
Девушка нажала на тормоза, и Аркадий чуть не ударился в лобовое стекло головой.
– Так ведь ты сидел за рулём!
– Кто это знает, кроме тебя? Машина твоя? Твоя. За рулём ты сидишь? Ты. На руле твои отпечатки пальцев? Твои.
Марина, задыхаясь от возмущения, кое-как набрала в лёгкие воздух и хотела что-то сказать или выкрикнуть, но Иволгин прикрыл ей рот рукой.
– Помолчи и послушай меня. Если мы оба будем вести себя, словно ничего не случилось, всё обойдётся. Даже если вдруг каким-то сверхестественным способом машину найдут, ты всё возьмёшь на себя. Ты – молодой, неопытный, трезвый водитель, случайно сбила пешехода. Я найму хорошего адвоката, и много тебе не дадут. В тюрьме будешь как сыр в масле кататься – я тебя не брошу. А то и вообще получишь условно.
– Аркадий, как ты можешь так со мной поступить?! У меня ведь растёт дочь, а ты меня – в тюрьму! – еле ворочая языком, Марина добавила: —Это же подло!
– Подло, говоришь?! – Иволгин облизал пересохшие губы. – А не подло быть неблагодарной? Из грязи и в князи! Я тебе дал всё, а ты не желаешь пожертвовать малым ради меня. Ты хочешь, чтобы я сел в тюрьму? Я – российский писатель, редактор издательства, уважаемый человек! За управление транспортом в нетрезвом виде мне, знаешь, какой срок впаяют? А наши отношения с тобой станут известны моей Людмиле. За что этой чудесной женщине такие испытания?
– Аркаша, но ведь это же не я убила того человека! Не я!
– Ты!
Марина крепко сжала руль.
– Будь ты проклят, подонок! Ничего от тебя мне не нужно и видеть тебя больше не хочу! Пошёл вон!
Лицо Аркадия побледнело, и он вышел из машины на пустынной ночной улице. «Жигули» рванулись с места, и их красные огни ещё долго маячили вдалеке…
…Писатель Иволгин несколько дней не общался со своей бывшей любовницей даже по телефону. «Какие всё-таки женщины неразумные создания! Они могут потерять по своей глупости разом всё то, что имеют, и не способны к анализу. Ими владеют только чувства», – рассуждал Аркадий, оставаясь наедине со своими тревожными мыслями. Он, как и прежде, исполнял свои обязанности главного редактора в издательстве и продолжал работу над своим историческим романом. Но ничего не клеилось ни там, ни тут. На четвёртый день он попытался разыскать Марину, и в институте, где она училась, его оглушили трагическим известием: студентка Шевелёва погибла в автомобильной катастрофе, врезавшись на собственных «Жигулях» в опору туннеля. Поначалу его чуть не хватил удар, но, немного успокоившись и поразмыслив над тем, что произошло, Аркадий вдруг понял, что со смертью девушки сама собой рассеялась угроза, исходящая от гибели по его вине того рыжеволосого мужчины.
В воскресенье среди дня, оставив в покое своих римлян, продолжавших движение по Галлии в стройных рядах легиона, писатель вышел из дома прогуляться. Медленным шагом он двигался вдоль улицы по тротуару, погрузившись с головой в шум моторов идущего сплошным потоком транспорта и в клубы выхлопных газов. Вспомнилась пыль, поднятая его солдатами, пахнущая человеческим и конским потом, войной и победой. Эта гарь на шумной улице, от которой не спасали даже деревья, высаженные вдоль дороги, мешала дышать, и Аркадий направился к парку, что был разбит среди домов, в стороне от шумной магистрали. Миновав кованые чугунные ворота, он углубился в аллею, ища глазами не занятую никем лавочку. В стороне, под деревьями кавказец в грязном, некогда белом халате жарил шашлык, раздувая угли фанеркой. Ветерок донёс до Иволгина запах жареного мяса, и писатель встал, как вкопанный, закрыв глаза…
…Галльская деревня, что встретилась вчера на пути движения легиона, посмела оказать сопротивление! Это был вызов, было прямое оскорбление римской власти, плевок в лицо ему, Публию Гракху! Эти дикари, встав на пути пятитысячного легиона, обрекли себя на верную смерть. За частоколом, окружавшим мятежную деревню, мелькали фигуры не только вооружённых мужчин, но и женщин и даже детей. Две центурии второй когорты, расположившись боевым порядком, двинулись вперёд на укрепление с запада и с севера, со стороны леса, а три центурии и македонский кавалерийский аукзилий атаковали варваров с юга и с востока, оттуда, где простиралось ржаное поле. Куда было дикарям противостоять боевой выучке солдат элитного легиона! Дикари – они и есть дикари. Бой продолжался недолго. Галлы сумели продержаться целый час, и Публий был удивлён. Он думал, что после первого же штурма деревушка падёт, но натиск его солдат был отбит, и офицеры отвели их для перегруппировки. Вторая атака смела оборонявшихся с трёх направлений, и недолгий бой продолжился уже за частоколом ещё минут пятнадцать, пока не был убит последний мужчина в деревне и женщины с мечами в руках. Остальных жителей солдаты согнали на небольшую площадь перед деревянным сараем, облепленным резными идолами, видимо, являвшимся варварским храмом. Окровавленные женщины жались друг к другу, держа на руках маленьких кричащих детей и обнимая подростков. Публий Гракх въехал через горящие разбитые ворота в поверженную деревню на своём белом коне в сопровождении свиты из десяти военных трибунов – командиров когорт его легиона. К нему подбежал центурион, участвовавший со своими солдатами в недавнем бою и потерявший с десяток их убитыми.