— После меня?
— Вместо тебя, царь.
Злые молнии зажглись в черных глазах Астиага. Он знал, что Мандане скоро предстоит родить ребенка. Кто родится у нее?
Астиаг приказал дочери немедленно явиться к нему в Экбатаны. Мандана покорно явилась. Камбис, тихий, спокойный перс, ее муж, сопровождал ее.
Мандана только переступила порог отцовского дворца, как ее тут же взяли под стражу. Камбис недоумевал. Мандана плакала, сидя в заключении. Страшная догадка, уже мучила ее. Она слышала о снах царя, и она хорошо знала своего отца.
А царь ждал. Если у Манданы родится девочка, он отпустит их с ребенком обратно в Персию. Если родится мальчик, он отпустит их в Персию, но без ребенка.
Родился мальчик.
Гарпаг
Мандана, ничего не видя от слез и горя, покинула отцовский дворец. Камбис, подавленный и безмолвный, возвратился вместе с ней в Персию. Их ребенок, их сын, остался у деда.
Они чувствовали, что царь задумал недоброе, но не смели противиться. Только надежда, что у царя в груди все-таки человеческое сердце и не поднимется у него рука на собственного внука, поддерживала их.
Едва Камбис и Мандана покинули дворец, Астиаг призвал к себе одного из своих придворных, Гарпага. Это был самый надежный, самый преданный царю человек.
— Я хочу поручить тебе важное дело, Гарпаг, — сказал царь, глядя ему прямо в глаза, словно стремясь увидеть его мысли и чувства, — не предай меня, иначе и самого тебя ждет беда в будущем…
Гарпаг, чувствуя угрозу, склонил голову. Он уже заранее готов был сделать все, что прикажет ему царь.
— Возьми рожденного Манданой ребенка, — продолжал Астиаг, — отнеси его к себе, убей и похорони где хочешь.
Гарпаг содрогнулся. Но, внешне спокойный он ответил как преданный друг и слуга:
— Никогда прежде, царь мой, ты не слышал, чтобы я противоречил тебе. И теперь, если такова твоя воля, я выполню ее.
Напрасно вглядывался в его лицо Астиаг своими пронзающими глазами. Гарпаг был спокоен, сдержан и почтителен.
«Он сделает это», — подумал Астиаг. И успокоился.
Гарпагу принесли ребенка. Одетый в богатый наряд, как одевают для похорон царских детей, здоровый, крепкий мальчик весело глядел на Гарпага черными, будто спелая олива, глазами. Гарпаг взял корзину с ребенком и понес домой.
Когда Гарпаг вышел из царских покоев, сердце его не выдержало и он заплакал. У Гарпага самого был маленький сын. И ему представилось, что чья-то злая воля может вот так же погубить и его дитя.
А черноглазый мальчик весело ворковал в корзине. Гарпаг взглянул на него — и снова заплакал. Гарпаг был храбрый воин. На войне он умел сражаться, умел быть беспощадным. Он поразил немало врагов, его копье не знало промаха.
Но убить младенца!..
Пока он с плачем шел до своего дома, мальчик, убаюканный его мерным шагом, уснул в корзине. И лежал он там в роскошной одежде покойника, крепенький, румяный, теплый, как птенчик в гнезде.
Гарпаг принес ребенка к жене и рассказал все, что случилось. Жена встревожилась, задумалась.
Убить ребенка! Поднимется ли на это рука? Но ослушаться царя — Гарпагу ждать смерти. Все знали, что Астиаг жестоко наказывает за ослушание.
— Как же ты намерен поступить, Гарпаг?
— Не так, как повелел мне царь, — ответил Гарпаг. — Пускай он гневается, неистовствует, я не приму на себя такого злодеяния. Я не хочу губить младенца. Астиаг уже стар, а наследника у него нет. После его смерти власть перейдет к его дочери, — так разве она простит меня? Если ребенку суждено умереть, то убийцей его пусть будет кто-нибудь другой. Пускай слуги Астиага убивают его. А я даже слугам своим не позволю сделать это.
Пастух Митридат
Высокие горы, заросшие лесом, поднимались над Экбатанами. В горах среди вековых деревьев и густых зарослей водилось много зверей. Волки, львы и медведи бродили там, преследуя добычу. Дикие кабаны подходили к самым деревням, вытаптывали посевы.
В горных долинах, обильных пастбищами, пастухи пасли многочисленные царские стада. Там, среди скалистых уступов, в зеленой тени дубов и буков, ютились хижины пастухов. Там жил пастух Митридат, к нему-то и послал Гарпаг слугу с приказом немедленно явиться.
Митридат явился.
— Слушай внимательно, Митридат, — сказал Гарпаг, стараясь не глядеть ему в лицо. — Царь приказывает тебе взять этого ребенка, положить его на самой дикой горе, чтобы он погиб как можно скорее. Царь велел сказать тебе, если ты не погубишь ребенка, а сохранишь его живым, то он казнит тебя мучительной казнью. Запомни. Мне приказано проверить, как ты выполнишь царский приказ.
Пастух побледнел. Ребенок, одетый в золотом шитые одежды, весь, как сверкающая рыбка, барахтался в корзине и громко плакал. Он требовал, чтобы его взяли на руки, чтобы его накормили.
Не поднимая глаз, Гарпаг передал Митридату корзину с ребенком. Пастух молча взял ребенка и в раздумье отправился к себе в горы.
У Митридата была жена, царская рабыня. Ее звали Спако, что по-мидийски означает «собака». В этом имени не было ничего унизительного, потому что мидяне считали собаку священным животным.
Спако сама ждала ребенка. Она должна была родить как раз в тот день, когда Митридата позвали к Гарпагу. И день этот был полон тревог и волнений. Спако волновалась за мужа — зачем позвали его в Экбатаны? Может, не угодил чем-нибудь царю, и тогда жди беды. А Митридат тревожился за жену — как оставить ее в такую трудную минуту? Но, раз приказывают, — приходится оставить.
Митридат спешил домой. Ребенок то умолкал, то снова принимался кричать. Смуглый и розовый, как персик, созревший под южным солнцем, он беспомощно тянулся к Митридату. И пастух отворачивался: он не мог смотреть на мальчика, которого должен был погубить.
Жена лежала в постели, когда Митридат, еле переводя дух от быстрой ходьбы, переступил порог хижины.
— Зачем так внезапно позвал тебя Гарпаг? — тревожно и нетерпеливо спросила она.
Митридат оставил корзину у порога, прикрыв ее расшитым покрывалом. Сел у постели жены и все рассказал ей.
— Я пришел в город. И не пожелаю никому того, что я там увидел и услышал! Когда я со страхом вошел в дом Гарпага, там все плакали. Вижу: лежит младенец среди покоев, плачет, кричит. Гарпаг, как только увидел меня, сейчас же велел взять ребенка и бросить на самой дикой горе. Я взял ребенка и понес. А как вынес из дома, там все заплакали еще громче. Я ничего не могу понять. Сначала думал, что это ребенок какой-нибудь служанки. Но в то же время удивительно мне было, что он весь в золоте. А когда я вышел из дома, тут мне слуги все потихоньку и рассказали. Этот мальчик — сын царской дочери Манданы, и сам царь Астиаг приказал умертвить младенца. А теперь гляди — вот он!
Митридат поставил корзину около постели жены и поднял покрывало. Жена, увидев ребенка, такого здорового и красивого, со слезами обняла колени мужа.
— Нет, нет, не бросай его! Прошу тебя, не губи младенца!
— Но как же мне быть? — возразил Митридат. — Ведь Гарпаг пришлет своих соглядатаев, они увидят, что я его приказания не выполнил, и тогда я погибну жестокой смертью!
— Нет, не погибнешь. Ты скажешь им, что младенца растерзали звери. А мы возьмем его себе и будем растить как сына.
— А куда же мы денем ребенка, который родится у нас?
— Признаюсь тебе, — печально ответила Спако, — ребенок у меня уже родился… но родился мертвым. Вот и возьми его и отнеси на гору, пускай они придут и посмотрят, если уж надо обязательно показать, что ребенок выброшен и погублен. Наш сынок будет погребен в царской гробнице. А сына Манданы мы вырастим как родное дитя. Так мертвый будет похоронен, а живой останется жить. И мы не сделаем злого дела, и ты не будешь наказан!
Митридат молчал, удрученный горем. Он ждал сына, а сын его мертв. Но совет жены был разумен. «Может, сами боги сжалились над нами и послали нам другого ребенка вместо своего?» — подумал Митридат. Он тут же передал жене сына Манданы. Спако с любовью приняла его в свои теплые руки и стала кормить. А Митридат одел своего мертвого ребенка в царские одежды, положил его в корзину, накрыл расшитым покрывалом и отнес на дикую гору, где только: одни звери прокладывают свои тропы.