- Соглашению? - удивленно повторил Жабов. - О каком соглашении говорите вы, гражданин Дерягин?
- Бросьте это, господин Гомензоф, и давайте уж будем называть вещи их именами!
- Но почему же вы опять называете меня Гомензофом?! - воскликнул тоном неподдельного возмущения Жабов.
- Погодите, погодите! Ведь с этого именно и должно начаться наше соглашение!
- Продолжайте, гражданин Дерягин, я вас слушаю, - нахмурившись, сдержанно проговорил Жабов.
- Ваша карта бита, господин Гомензоф!.. И вам следует уже примириться с мыслью о том, что дальнейшая борьба бессмысленна. Вы это признали уже сами во время последнего допроса! Следовательно, вам остается лишь примириться с двадцатью пятью годами, которые, как вам, конечно, известно, являются у нас обычной мерой наказания для таких людей, как вы. И я не думаю, чтобы вы, господин Гомензоф, сумели представить какое-либо смягчающее вашу вину обстоятельство. Выхода для вас нет!
- Выход есть! - возразил Жабов. Он улыбался, показывая неровные, полусгнившие зубы, от чего лицо его принимало отталкивающее выражение.
- Выдумаете?
- Я знаю - выход есть! - повторил Жабов.
- Любопытно. И вы будете считать себя удовлетворенным, если мера наказания каким-либо образом будет сокращена? - спросил Дерягин.
- Вы забываете, что мне семьдесят два года, гражданин Дерягин. Взгляните на мои плечи: неужели вы полагаете, что они способны вынести бремя столь длительного или хотя бы даже краткосрочного заключения? И мне все-таки кажется, что голова на этих плечах сумела бы искупить значительную часть совершенных мною преступлений!
- Э-э, бросьте это, господин Гомензоф! - с нескрываемым пренебрежением прервал его Дерягин. - Неужели вы сами верите своим словам?! Я уж не говорю о вашей попытке уверить в этом меня. После того как вы десятки лет с неумолимой последовательностью преследовали и уничтожали носителей света и справедливости, вы пытаетесь нынче воззвать к их милосердию?! Не серьезно все это, господин Гомензоф, и даже смешно по бессмысленности своей. Раскаяться может тот человек, который лишь некоторое время страдал политической слепотой, но затем, осознав свою ошибку, решительно оставил этот гибельный, неправильный путь. А вы… вы, что, разве считаете себя слепым?!
Жабов молчал.
- Я знаю, господин Гомензоф, - продолжал Дерягин, - вы не из тех людей, о которых говорится, что у них нет принципов. Неужели вам хочется попасть в эту категорию? Ведь вы - человек принципиальный и убежденный враг советского строя! Выступая против моей Родины, вы не брезгали ничем. И это понятно. Спасая свою шкуру, вы готовы были продать свой народ и свою родину кому попало, потому что для вас дороже народа и родины были ваша шкура и ваш карман. И мой совет вам, господин Гомензоф, - остаться верным вашей принципиальной вражде и не опускаться до уровня мелких карманных воров и жуликов. Это было бы и естественно, и много лучше…
Дерягин умолк.
- Да, гражданин Дерягин! - не поднимая головы, каким-то словно охрипшим голосом, заговорил Жабов. - Все, что я делал, - я делал сознательно и последовательно. Всегда ненавидел вас, ненавижу вас и все ваше также и теперь!..
- Ну вот видите. Я могу только радоваться тому, что против меня стоит полноценный враг.
- Да… Жаль только, что поздно… что я побежден…
- Что ж, не вы открывали и не вам закрывать счет врагов моей Родины. Потому-то я и предлагаю вам соглашение.
- Но, разумеется, не союз! - горько усмехнулся Жабов.
- Цинизм тут неуместен, господин Гомензоф!
- Соглашение с побежденным?! Я вас не понимаю, гражданин Дерягин.
- А почему?
- Я бы хотел, чтобы вы не сердились, если это соглашение между нами все-таки не состоится, - медленно проговорил Жабов.
- Что ж, возможно и это. Но при всех обстоятельствах следствие можно считать законченным.
- Ну да, я давно уже сказал вам все, что мог сказать.
- Нет, вы сказали далеко не все, что могли бы сказать. Поэтому-то и совершенно необходимо, чтобы вы дополнили свои показания! - сурово возразил Дерягин.
- Вот это я и называю односторонним соглашением! - кольнул испытанный диверсант.
- А двустороннего тут и не может быть! Вы забываете о том, что преступник не может выступать в роли равноправной стороны.
- Но в таком случае то, чего вы добиваетесь, не может именоваться соглашением. Приказывайте - и дело с концом. Я же не ребенок…
- Вы совершенно напрасно волнуетесь.
- Я дал вам исчерпывающие показания и добровольно подписал их. Чего же вам еще надо?
- В показаниях есть неточности, которые необходимо выправить, - спокойно настаивал Дерягин.