Вот так мы жили. Я понимала, что мы очень незащищены. Незащищен оказался наш дом, незащищенным умер наш отец, которого не смогли вылечить, беззащитна была моя сестра. Я поняла, что и моя мама, и мой брат, и я сама ничем не защищены. Да и Иннокентий тоже, и мои предчувствия оправдались: скоро его нашли мертвым в двух шагах от дома с разбитой головой. Это было печально, зато перестали приходить гости, включая мэйджора.
А я, Никита, много думала о будущей жизни. Я знала, что хочу нормальную семью, мужа и много детей. Или пусть даже одного тебя. Но не имела права появить тебя на свет, пока заранее не обеспечу твою защиту. Вот в чем была моя цель.
Я рассчитывала на свой ум и на свою внешность, которые были неординарными. IQ у меня был больше 120, рост 178, физические параметры идеальные: 90×60×90. Это, Никита, означает окружность груди, талии и бедер. Красота на самом деле генезирует из природной целесообразности: уже тогда было доказано, что такие параметры идеальны для деторождения.
Я видела на страницах журналов и на экране телевизора знаменитых красавиц, понимала, что не хуже их, но это меня не депрессировало, я была почему-то уверена, что добьюсь большого успеха. Я развивалась во всех направлениях: отлично училась в обычной школе и музыкальной, ходила на занятия по телесной гармонизации.
В это время у Лары появился жених. Это был бизнесмен Борис, который приехал из Москвы и зашел в магазин, где работала Лара, чтобы купить там белья для своей жены. Он познакомился с Ларой, умолчав о жене. Он пригласил ее вечером в (едальню с высокими ценами) ...в ресторан! Твоя мама еще не так плоха памятью! Он пригласил ее в ресторан и зашел за ней к нам домой. И тут увидел меня. Мне показалось, что ему плохо, он стал бледный, как известковая поверхность. Лара одевалась, а Борис подошел ко мне и сказал:
– Только скажи, я отдам тебе всё, что у меня есть, убью жену и детей, уедем, куда хочешь.
Я приняла это как юмор и сделала правильно, потому что потом узнала, что у него был только один ребенок, сын, следовательно, про детей он выразился метафорически, как и про все остальное.
Тем не менее он поступил решительно: развелся с женой и стал ездить к нам каждый месяц – к Ларе, а не ко мне. Со мной у него была безнадежность, но Лара все-таки была похожа на меня, это ему нравилось. И он даже однажды сказал, что это хорошо, что я посмеялась над ним и не пошла навстречу. Потому что он сошел бы с ума, если бы жил со мной все время. И вообще не завидует тому, у кого я буду.
Мне это было недоуменно.
Лара и Борис все больше развивали отношения: кроме приездов он постоянно звонил и писал. Я видела, что он не очень нравится Ларе, она не отрицала, но сказала, что зато он надежный мужчина.
Что ж, это понятно: Лара, как и я, думала о безопасности себя и потомства. Была такая поговорка, что с милым рай и в (небольшой хижине, построенной из веток и листьев), но хотелось бы как минимум, чтобы милый устроил хотя бы это обиталище, если же он будет просто лежать на песке, то никакая лагуна не покажется прекрасной. Нет, я заранее знала, что выйду только по любви, а не из-за денег, но все-таки не за кого попало, а за того, кто сумеет создать достойную жизнь мне и моим детям.
Я решила не сдаваться. Ведь мне было только шестнадцать лет, я хотела на следующий год еще раз участвовать в этом конкурсе. Ты спросишь, почему не сразу конкурс «Краса России», «Мисс Европа», «Мисс Вселенная», наконец? Но в том и дело, что на каждый конкурс более высокого ранга приглашались только победительницы предыдущего.
Я закончила школу и готовилась. Но меня... как это сказать... что-то связанное с сильным ветром, вихрем.... Овихревали? Наверное, так. Меня овихревали страхи, я гнулась под ветром сомнений. Я пошла к отцу одной своей знакомой, который был пластический хирург, чтобы посоветоваться, что со мной можно сделать, – я ведь начала вообще считать себя уродицей, несмотря на восторг Бориса, да и многих других мужчин. Если человек начинает в чем-то сомневаться, его не остановишь. Должна тебе сказать, что уже тогда были в эмбриональной стадии программы Ай-Си, Ideal Cover9, которые получили распространение в тридцатые годы, а в пятидесятые стали обычным делом. Проблема была в том, чтобы сделать всех людей красивыми, но не уничтожить их индивидуальность. Программа Ideal Cover позволяла в считаные минуты, сканировав тело и лицо человека, найти такие пропорции, при которых этот человек выглядел для самого себя оптимально. Когда развились технологии воздействия на организм без хирургического вмешательства, любой человек получил доступ к недорогим средствам изменения внешности. Сначала все-таки получилось слишком много похожих людей, но потом наладилось. Человечество в золотые пятидесятые стало умопомрачительно красивым. Это вызвало взрыв очередной сексуальной революции, когда мужчины и женщины, видя вокруг столько заманчивых лиц и тел, находились в состоянии непрерывного желания, удовлетворить которое стало очень просто, потому что появились на каждом углу уличные Sex Stalls10, в которые заходил любой желающий мужчина, а с другой стороны заходила любая желающая женщина. При этом никакого разочарования: они знали, что они красавец и красавица и что понравятся друг другу. Но всякое достижение человечества, дорогой Никита, превращается в проблему. Сначала женщины, а потом и мужчины, стали слишком часто менять свои Ideal Cover на другие, тоже идеальные, но отличные по параметрам. Потом наступила эпоха апатии, когда никто никому не стал интересен. Видимо, природу не обманешь. Природа делает красивых людей редко, чтобы остальные, довольствуясь собой и друг другом, завидовали красивым и это держало бы их в постоянном тонусе неудовлетворенности. Только она, неудовлетворенность, есть двигатель прогресса. В шестидесятые годы появилась модная программа Anti-Ideal Cover, то есть некоторые начали сознательно портить себя. Они имели на первых порах бешеный успех. А потом всё пришло к прежним балансам красоты и некрасоты, зависящим от генетических особенностей.
Пластический хирург, к которому я пришла для совета, перенес в компьютер мое лицо и фигуру, потом стал показывать, что с этим можно сделать. Но мне всё не нравилось. Он менял, менял и менял, в результате получилось полное чудовище, на которое я смотрела с отвращением.
– Хорошо, – сказал он. – Давайте превращать это чудовище в то, что вам хочется, говорите сами, а я буду молчать.
Я говорила, он следовал моим указаниям, всё на глазах делалось лучше и лучше, пока я не сказала: «Стоп! Это то, что нужно!»
Он рассмеялся и поставил рядом зеркало.
И я увидела сама себя.
И опять поверила в свою внешность.
Но мне мешало неблагоприятно приобретенное свойство: после случая с клеем у меня началась аллергия. При этом клей, наверное, был не синтетический, а органического происхождения. Его, Никита, как я потом узнала, делали из костей и кожи убитых животных. Поэтому аллергия у меня была не только на клей, но и на всё, что напоминало его запах, – то есть в первую очередь на людей, ибо я в них с ужасом учуяла запах этого клея.
Я лечилась, мне выписывали лекарства, но всё равно это был очень тяжелый период. Я ведь поступила тогда все-таки в университет и училась бесплатно, помогли школьная золотая медаль и мои блестящие знания, сам декан называл меня лучшей студенткой, которую он видел за последние десять лет, но приходилось посещать занятия, а там вокруг множество людей и соответственно облака аллергических запахов. Мне приходилось затыкать нос кусочками ваты и дышать только ртом, что не полезно. Я ни с кем не дружила, не входила в тесное общение, меня считали странной. И одевалась я в это время темно, глухо, закрыто, будто была какой-то монастырной девушкой.
В это время ко мне обратился один из фотографов, снимавших конкурс «Краса Саратова», Денис, Дэн, тезка моего младшего брата, который знал о моей истории и считал, что со мной обошлись жестоко, что я была лучшей. Он предложил мне позировать с целью использования фотографий в рекламе и других акциях, обещая дать денег, когда пристроит фотографии. Я согласилась.
Он начал снимать меня в различных костюмах и в купальниках и очень просил изобразить стиль ню, то есть без одежды. Но я не могла на это пойти. Не потому, что тогда было строгое время, хотя, конечно, если сравнить с будущим, это была эпоха жестокого лицемерия, табуированной сексуальности и пуританской морали. Вот занятно: я помню это слово: «пуританский», но что это такое, не помню. Что-то религиозное. Россия, кстати, тогда была очень религиозной страной, все заседания Верховного Совета, Думского Правительства и Кремлевского Синклита начинались с молитвы (мусульмане и иудеи молились в сторонке, отдельно), постоянно строились божественные дома, авторитет церкви был велик11. Я тогда еще не верила в Бога, то есть не чувствовала в себе этого, но была религиозной. Я знала, что вера – хорошо, полезно, что она правильно воспитывает детей, поэтому можно сказать, я все-таки верила – превентивно.