– Не знаю. Мне пока известно лишь то, о чем я тебе только что сейчас сказал.
– Пусть будет так, как вы говорите, сударь. У вас есть кто-то на примете?
Фамилии людей из списка я пока решил не называть. Вполне возможно, что он может оказаться как-то с ними связан.
– Если бы кто-то был, то не меня бы сюда прислали, а королевского эмиссара с дознавателями и солдатами.
Бретонец задумался, потом сказал:
– Тут недавно, как я слышал, один из казначеев свернул себе шею. Поехал, как люди говорили, покататься на лошади.
– Мне об этом уже известно. Пока нужно искать следы больших денег. Понимаешь? Например, кто-то взял и купил себе пару лавок или большую партию товара. Или… землю.
Я достал заранее приготовленный кошелек и положил его на стол.
– Это на расходы, но будет и награда, если получится удачно завершить это дело.
Проверка на жадность ничего не дала. Ни огоньков алчности в глазах, ни радости, никакого другого проявления мне не удалось увидеть на его лице, что мне показалось весьма странным. Ведь не за идею он собирается послужить своему королю?
– Мне не надо денег, сударь, мне нужна справедливость. Если хотите, чтобы я вам помог не за страх, а за совесть, помогите мне наказать одного мерзавца.
– Кто этот человек и что он сделал?
– Это дворянин, граф Гийом де Круа. Он убил моего племянника, сына моей сестры. Обвинил его в воровстве и запорол плетьми. Состоялся суд, вот только толку от него не было, так как граф заплатил деньги, после чего его оправдали, – он помолчал немного, потом продолжил: – Я знаю, что прошу слишком многого. Нам, простым людям, следует знать свое место, а уж тем более мне, бывшему преступнику, который запятнал свою жизнь гнусными преступлениями, но даже мне хочется верить, что в этом мире существует хоть какая-то справедливость.
Сейчас, когда он волновался, в его голосе чувствовался четкий акцент, за счет которого он, похоже, получил свое прозвище. Вот только что я мог ему сказать? То, что дворяне, как и духовенство, были неприкосновенны, он и сам прекрасно знал. У священников был свой церковный суд, со своими правилами и со своим прейскурантом на преступления, а дела дворян разбирались в городском уголовном суде, но законы, по которым их судили, отличались от общепринятого уголовного права. Они позволяли им откупиться от убийства простого человека, а в крайнем случае могли нанять адвоката, который всегда найдет им оправдание. В тех случаях, когда с обеих сторон были дворяне, то, помимо суда, они могли решить между собой дело дуэлью. Казнить и миловать их мог только король. Пьер Фурне и сам все это прекрасно понимал, но человек, пока живет, надеется, и стоило мне появиться в его доме и дать ему понять, что сам король заинтересован в этом деле, как он решил, что судьба дает ему, пусть совсем маленький, но шанс отомстить. Мне трудно было понять его мысли, так как я сам не всегда понимал смысл поступков и взаимоотношений людей этого времени. Скорее всего, он подумал, что раз я человек короля, причем не дворянин, то возможно ему, при удачном исходе дела, удастся предстать перед лицом короля. Вдруг он не забудет его просьбу и замолвит за него словечко.
– Скажу сразу, приятель, что кроме денег я ничего тебе обещать не могу, так как я далек от королевского двора и у меня нет влиятельных друзей. Будь все по-иному, я бы сейчас не разговаривал с тобой, а ел бы с серебряной тарелки в королевском замке, в компании придворных. Так что единственное, что я могу пообещать твердо, если, конечно, нам улыбнется удача, замолвить за тебя слово перед своим начальством.
Не знаю, о чем он сейчас думал, но врать и обещать золотые горы человеку, с которым придется работать, а возможно, и доверять свою жизнь, не в моих правилах. Думаю, что он оценил мою честность по отношению к нему, потому что открыто посмотрел мне в глаза и сказал:
– Прямо и честно сказано, но это лучше, чем ничего. Пусть будет, что будет, – Бретонец резко поднялся со своего места. – Тогда я прямо сейчас пойду и навещу кое-кого из своих бывших приятелей.
Я поднялся со стула вслед за ним:
– Когда мне прийти?
– Завтра, сразу после смены стражи.
Кивнул ему, после чего мы вышли на улицу. Верить никому нельзя, поэтому я решил на всякий случай проследить за ним, но у меня это, естественно, не получилось. Подвело плохое знание города, к тому же начало темнеть, и я довольно быстро потерял Бретонца в хаосе городских улочек, а затем и сам чуть не потерялся, так как сгустившиеся сумерки и плотно стоявшие дома с нависавшими над головой вторыми и третьими этажами резко снижали обозримое пространство. Правда вскоре в проеме городских улиц я увидел на фоне неба шпили местного собора, который находился в центре города, а еще спустя десять минут стоял у церкви, причем в тот самый момент, когда ее двери открылись и из церкви повалил народ после проповеди. Теперь нетрудно было определить время, так как вечерние проповеди заканчивались где-то за час до заступления ночной стражи. Значит, сейчас девять – полдесятого вечера.