Стоя у печки, сложенной из сырца под старой ольхой, Марфа Ильинична чистила картошку и думала о сыновьях — Ростиславе и Жоре, два дня назад ушедших на опасное задание.
Опустит в котел миску начищенной картошки, разогнет на минутку спину и с тяжелой тоской посмотрит в гущу уже зеленеющего весеннего леса, прислушается, нет ли шороха на тропе, по которой могут вернуться ее ребята. Тихо в лесу. Только .птички перекликаются. Но сейчас они не радуют сердце матери. Погрустит она, подумает — и опять за дело: отряд большой, на всех приготовить обед нелегко.
Вдруг подошел ординарец командира, белобрысый застенчивый юноша, и как-то виновато сказал:
— Марфа Ильинична, вас просит к себе командир отряда.
— Сейчас? — Мать смахнула картошку в котел. «Что могло случиться? — встревожилась она, вытирая руки. — Может, что с сыновьями?»
Учащенно забилось материнское сердце... Накинув на плечи платок, Марфа Илышичиа пошла к Медведеву.
Дмитрий Николаевич окинул заметно поседевшую женщину внимательным взглядом и заботливо произнес:
— Мне передавали, что вы нездоровы: Простудились?
— Прошло, — улыбнулась Марфа Ильинична, — только поясницу еще ломит. Да ничего, прогреюсь возле печки, и пройдет.
— Как работается вам? Успеваете стряпать?
— Справляюсь, в хлопотах не заметно, как день бежит... Ребятам трудно. А мне что...
Дмитрий Николаевич подошел ближе. В глазах женщины он прочел тревогу и поспешил успокоить:
— Сыновья ваши вернутся завтра. Все благополучно, не беспокойтесь о них.
Мать облегченно вздохнула, положила руку на сердце:
— Спасибо за добрые вести.
— Ну, а вас я пригласил по очень важному делу. Садитесь, Марфа Ильинична. — Медведев сел на обрубок дерева по одну сторону стола, а Струтипской указал на другой, такой же березовый пень. И когда она села, продолжал, сурово глядя в глаза женщины. — Нам необходимо разведать обстановку в городе Луцке, выяснить, какими силами располагают фашисты. Большой ли у них гарнизон, много ли там обосновалось немецких учреждений. Где они расположены. Нельзя ли установить связь с местным подпольем.
— Так, так... — понимающе кивала Струтинская.
— Я узнал, что у вас там есть родные, и решил с вами посоветоваться, Марфа Ильинична. Кто из вашей семьи мог бы отправиться с таким заданием в Луцк?
Марфа Ильинична скороговоркой ответила:
— Туда пойти могу только я. Бывала в Луцке не раз, там у меня сестра. Чего же, мне в самый раз...
Дмитрию Николаевичу показалось, что в ее словах прозвучала требовательность, и он пытался найти ответ на вопрос: что заставляет мать большой семьи подвергать себя риску, идти, как говорят, в пасть врага, не задумываясь о последствиях?
— А на кого оставите малышей, Марфа Ильинична?
— Да что вы, Дмитрий Николаевич! За ними присмотрят! Уж убереглись от худшего... А меня, пожилую женщину, кто заподозрит, что я от партизан? Да и пользы принесу не меньше, чем молодые. В ходьбе не устаю, что к чему, разбираюсь и на память пока не жалуюсь.
Медведев согласился, что доводы убедительные. Пожалуй, лучшей кандидатуры и не придумаешь. Но все же трудно ей будет.
— Не очень лежит сердце к такому решению, Марфа Ильинична. Тяжелая нагрузка для ваших лет.
— Порешили, товарищ командир, пойду я, — категорически заявила мать. — Останетесь довольны!
— Хорошо. Пошлем вас. Но не одну. С вами пойдет Ядзя Урбанович.
— Полно, Дмитрий Николаевич, зачем так опекать! Не будете на меня в обиде.
— Дело не только в опеке. У Ядзи будет другое задание...
— Ну, тогда воля ваша, посылайте вдвоем.
— Мы еще вернемся к нашему разговору, Марфа Ильинична. А теперь посоветуйтесь с мужем...
— Да разве он станет перечить? Ведь это для общего дела...
— А вы все-таки посоветуйтесь, — настойчиво рекомендовал Медведев.
В свой чум Марфа Ильинична вошла слегка возбужденной. И как бы между прочим сказала мужу:
— Володя, пойду в Луцк. Отряду сведения нужны.
Владимир Степанович не сразу понял, что к чему.
«В Луцк? Отряду сведения? — мысленно удивился он. — Да разве можно сейчас идти в Луцк, где земля горит под ногами и виселицы на каждой улице?! Что они, помоложе не нашли?»
Но вслух заметил робко:
— Как же ты, Марфа! А дети? Да сможешь ли ты в такую даль одна?!
Марфа Ильинична посмотрела на мужа и почти шепотом произнесла:
— Володя, сыновья наши ведь каждый день рискуют! А задание, которое мне доверяют, совсем неопасное. Бог даст, все обойдется.
— Ох ты! — вырвалось у Владимира Степановича. Он тронул ее руку. — Нет, Марфа, ты не оставишь малышей! Я попрошу командира, пусть меня пошлет.
— Да пойми же ты, Володя, я женщина, меньше подозрений! Кроме того, у меня, а не у тебя там родня, — возразила она с подкупающей ноткой в голосе.
Вспыхнувшее в душе Марфы Ильиничны вдохновение теперь, как пламя, осветило ее лицо. Владимир Степанович давно не замечал у жены такого молодого, задорного блеска глаз. Он чувствовал, что не находит в себе ни хитрости, ни настойчивости, чтобы расстроить ее намерения. Еще раз посмотрел в темно-серые, излучающие тепло глаза и, не скрывая тревоги, спросил:
— Так ты все же решилась?
— Иначе нельзя!
В чуме собрались дети. Мать крепко их перецеловала.
— Не скучайте, отца слушайтесь.
— А вы надолго, мамочка?
— Нет, милые, скоро... скоро вернусь.
В сопровождении сына Ростислава и группы партизан Марфа Ильинична с партизанкой Ядзей Урбанович вышла к ближнему селу Рудня-Бобровская. От места стоянки отряда Медведева до Луцка было почти двести километров. Путь лежал через дикие леса, непроходимые болота, густые кустарники. Шли ночью, отдыхали днем. И, лишь переправившись через реку Горынь, расстались.
Рассвет застал партизанок в дороге на Киверцы. А вскоре они уже были в Луцке. Вот и улица Кичкаров-ская... Здесь, в доме № 2, живет старшая сестра Марфы Ильиничны — Теофилия. С ней — дочь Мария и ее муж Григорий Обновленный. В этом доме и решила остановиться Струтинская. А Ядзя отправилась к своей знакомой — Прасковье Баранчук.
Марфа Ильинична постучала. Дверь открыла племянница. Увидев знакомое лицо, она воскликнула:
— Тетя Марфа!
— Узнаешь, Марийка? — улыбнулась гостья, вглядываясь в молодую хозяйку.
— Как же, узнала! Живы?
Как видишь...
— Проходите. Каким лихим ветром вас сюда занесло?
— Попутным! — отшутилась Марфа Ильинична.
К ужасу своему, Марфа Ильинична узнала от племянницы, что ее муж стал полицейским.
— Разве по своей воле? — сокрушенно качнула головой Мария. — Устроиться на работу нелегко. Мы голодали. А тут подвернулось место... Как было не пойти! А нынче ему выдали полицейскую форму. Скажу вам от чистого сердца, тетя Марфа, в душе не терпит Гриша ни фашистов, ни националистов, да уйти от них нельзя — шкуру спустят.
Такие доводы не убедили Марфу Ильиничну. Она рассуждала иначе. Многих ведь застигла беда! Натерпелись люди да и сейчас страдают, а в полицию служить не пошли и поклонов фашистам не бьют. Да знают ли они, каково было ей, когда ее преследовали жандармы и полицейские после ухода сыновей и мужа в партизаны? От хутора к хутору бродила с малышами на руках. А тут!.. Нет, есть, видимо, другая причина...
Как же теперь им открыться? И следует ли это делать вообще? Хозяева квартиры могут ее не понять, откажутся помочь.
Дверь распахнулась, и в комнату вошел мужчина в черной полицейской форме. Женщины умолкли. Обновленный приветливо поздоровался, не сразу узнав родственницу.
Марфа Ильинична вспомнила свою первую встречу с Обновленным в начале войны. Узнав о том, что ее старшие сыновья и муж стали партизанами, Григорий тогда с недоверием говорил о делах партизан. Что, дескать, может сделать горсточка людей, если даже регулярная армия и та не выдержала натиска фашистов?
«Ну а теперь что он скажет, как поведет себя?» — терзалась догадками Марфа Ильинична.
Григорий подсел к столу.