- Я так и подумала, - кивнула жена. - Надеюсь, что его безумие возможно удержать в рамках хотя бы ненадолго. Потому что придет срок, и его придется показать людям, - чуть покусывая губу, Кинти замолкает, предоставляя возможность оценить разницу между людьми и выходцем с дикой планеты. И, как тяжеловесную точку, роняет. - Увы.
Кажется, это не рассеянность - это намеренное нежелание воспринимать мои намеки.
- Он не так безнадежен, Кинти, - уже практически открытым текстом настаиваю я, - и, кроме того, весьма велика вероятность того, что он уедет отсюда, как только сможет стоять на ногах, не шатаясь.
Миледи улыбается. Точно так же она улыбалась, выиграв столичный конкурс геномной вышивки, сложнейшей кропотливой игры.
- Хвала твоей предусмотрительности, муж. Хотя жаль даже. Вряд ли выпадет иной случай увидеть вблизи варвара из тех, о которых не одно десятилетие говорилось в империи, - подытоживает супруга. Длинная ажурная серьга в ее ушке позванивает крошечными колокольцами от небольшого движения, а я внезапно понимаю, что разговор меня злит. Отчего же?
- Барраярец - не животное в вольере, - резко и откровенно замечаю. Я сам знаю, что Эрик угловат и диковато неправилен: мой интерес это лишь подстегивает, но Кинти нечего искать в моем новом родиче черты диковинного зверя.
Миледи кривится - самую малость, намеком на выражение лица. Избыток эмоций в мимике уродует, красивые женщины помнят об этом ежеминутно.
- Если так, - холодно возражает она, - почему он кидался на тебя и почему ты вынужден содержать его взаперти? Почему барраярцу необходим твой постоянный, личный присмотр? Я не оспариваю верность твоих решений и даже рада, что ты снял с семьи это бремя, но должна же я знать, что мне говорить, когда меня спрашивают о столь щекотливом предмете.
- Честность - лучшая политика, - по крайней мере, когда прочие средства сохранения в секрете проблем дома себя исчерпали. - Говори, что твой муж снял с тебя эту ношу и не считает необходимостью делить ее с кем бы то ни было еще.
- Ты собственник? - подливая чая, усмехается Кинти, и я понимаю: да.
Злость, острая и греющая, внезапно обретает черты. Вот в чем дело: я не желаю обсуждать Эрика, даже и с женой. Я - собственник, и мне не нужно ничье мнение, ничье вмешательство, пусть даже ради моего блага, потому что происходящее между мною и барраярцем неоднозначно, хрупко и неясно даже мне. Мое отношение к Эрику не назовешь ни мягким, ни покладистым, жгучего интереса в нем больше, чем сочувствия и опаски, но в любом случае - это мое, и только мое дело, пусть формально касающееся всей семьи. Потому привычная и милая манера Кинти добираться до сути сейчас меня так раздражает. Ни мой интерес, ни клятва, ни Хисока с его грехами - ничто из этих, бесспорно неоднозначных событий, не вызывает, вопреки обыкновению, потребности обсудить происходящее с супругой. Я хочу разобраться сам. И не желаю ни выслушивать шокированных возгласов недовольства, ни - если Кинти, паче чаяния, сочтет игрушку приемлемой для великовозрастного меня, - покровительственного одобрения.
Проще говоря, я не желаю делиться.
- Раньше ты охотно показывал мне новые диковинки, - укоризненно замечает Кинти, прерывая молчание. Она права, я предпочитал умножать радость новых увлечений, делясь впечатлениями с теми, кому доверял, и ей я доверяю по-прежнему, но это - мое, и только мое, не знаю почему.
- Ты действительно желаешь развлекаться, любуясь записями из госпитального блока? - чуть погрешив против истины, интересуюсь. - Поверь, зрелище весьма неаппетитно.
Разумеется, супруге если и хочется поглядеть на нового родственника, то в более презентабельном состоянии. - За ним ведь хороший уход? - интересуется она и, получив утвердительный ответ, намекает: - Значит, можно оставить его выздоровление врачам?
- Нет, - приходится отказать, вновь не солгав впрямую, но сместив акценты. - Его физическое состояние лучше душевного. Ему здесь неуютно.
- Барраярец принят в наш клан, окружен заботой, живет в полном довольстве - и требует чего-то еще? - удивленно и чуть гневно интересуется Кинти. Мне приходится объяснить: Эрик удивительно легко для варвара относится к внешним признакам цивилизации, но не способен примириться с тем, что отныне цивилизация - его удел навсегда, как и жизнь по непривычным правилам. Этого врачам не исправить.
- Нам всем приходится приспосабливаться к переменам, которые этот беспокойный юноша внес в нашу жизнь с подачи Хисоки, - слышится в ответ. - Его жизнь переменилась в благоприятную сторону, чего не скажешь о наших. А к хорошему быстро привыкают.
Верно, пусть Эрик привыкнет. Найдет место в этой жизни. Беда еще в том, что физическая безопасность и телесный комфорт для моего деверя не важнее уверенности в верности выбранного пути. И я честно признаюсь в опасениях, что в любой момент он может уехать.
- Вот как? - изумляется супруга, выслушав мои слова. - Не знаю, зачем он тебе нужен, но если так, просто запрети ему уезжать. Сам говоришь, он не безнадежен, значит понимает, что не вправе ослушаться повелений Старшего.
- Не хочу превращать дом в концлагерь, - скривившись, отвечаю. Разговор выдался тяжелым и неожиданно неприятным, а до выхода, увы, еще несколько минут.
- Господи, - вздохнув, говорит жена, - откуда у тебя это ужасное слово? Это барраярец так выражается?
- Это брутальная правда жизни, - вздернув бровь, отвечаю. Странно, как можно было забыть, что именно концлагерем управлял Хисока. Впрочем, Кинти всегда его недолюбливала, по неизвестной мне причине. - Я же хочу помочь нашему родичу ее забыть, и потому пытаюсь договориться миром. - Да, точек соприкосновения между нами немного, и я часто ошибаюсь, но общее направление движения меня радует.
- Ты пытаешься договориться, и он противится? - словно перчатку подхватывает, парирует Кинти. - Ты поразительно терпелив. Надеюсь, результат того стоит, - договаривает она, поднимаясь и укутывая плечи накидкой. - Знаешь, ты только разжег мое любопытство, дорогой. Случайно ли?
- Разумеется, нет, - с невольным облегчением улыбаюсь я. Слава богам, разговор закончен, а о многих вещах речь так и не зашла. Постыдно умалчивать перед собственной супругой о том, что касается дел клана, но, расскажи я ей всю правду, и декламации, даже самой талантливой, не нашлось бы места этим вечером.
***
Вечер оказывается неожиданно успокаивающим после трудного разговора - декламация лаконична, музыка изысканна, угощение прекрасно, а по шапочным светским знакомым я, оказывается, успел слегка соскучиться. И дети радуют умеренным послушанием, свидетельствующим равно об отменном здоровье и хорошем воспитании, старшего же сына я не застаю дома, и по мягкой улыбке жены понимаю, что одиночества и невостребованности Лерой может не опасаться. Небольшие дела, лишь дополняющие радость встречи, и сама эта радость - привычно-теплая, домашняя, почти совершенная, - удерживают меня прочнее необходимости.
Чуточку кусает тревога об оставшемся без обещанной прогулки Эрике, но мой собственный интерес и замкнутое пространство загородного дома может сыграть дурную шутку, имя которой - избыток общения. Пусть отдохнет, да и мне не помешает немного. Эрик - интереснейшее создание, но в общении тяжел, как обязанность выстоять, не шевельнувшись, два часа кряду на императорском приеме.
Полуденное солнце салютует мне по прибытии - как поднятый над крышей дома ослепительный флаг. По-видимому, день выдался слишком жарким, и слуги сочли за благо выставить отражающую способность кровли на максимум.
Как ни странно, признаков активности Эрик не подает. Я не ожидал торжественной встречи, но и полного отсутствия реакции не ожидал тоже. У себя в комнате, не выходил - отчет слуги отдается ощутимым дежа вю и тревогой.
Короткое раздраженное «да!» в ответ на стук в дверь впечатление начинающейся неприятности усугубляет. Словно мое вторжение оказалось, мягко говоря, неуместным. Визуальный ряд дополняет картину. Выразительная поза, не так давно бывшая нормой жизни: ощетинившийся, мрачный, плашмя на кровати. И отчетливый запах спиртного, с которым, я надеялся, он успел распрощаться.. Впору заподозрить спровоцированное неизвестным мне способом обострение болезни. На мой вопрос о самочувствии Эрик отворачивается от стены, которую изучал, с коротким удивлением, которое кажется несколько наигранным.