Выбрать главу

Про вас, печаль, про вас, любовь,

Шепну украдкою два слова…

Вот я гляжу по сторонам…

Войдете вы – душа рванется

К той нежности, которой нам

Так мало в жизни достается.

Душа печальна и проста,

В ней нет усмешки, всё кривящей…

Откуда эта простота?

От вас, мой друг, чуть-чуть увядший.

Ко мне вернулись детства сны.

Откуда? Это вы мне снитесь.

И в эти сны заплетены

Луны серебряные нити.

Достаточно поймать ваш взгляд, –

С души как будто сброшен камень.

Как будто ангелы летят

Над перистыми облаками,

Их очень много – целый рой.

Но тут я говорю: довольно!

Я рву с заоблачной игрой,

При слове «ангелы» невольно

Усмешка вновь лицо кривит,

И явь страшна и не согрета…

И не до этой нам любви,

И не до нежности нам этой!

<1944>

Феникс

Курю

и смотрю

из-за дымных облак.

Хочется

чего-то

этого

Роняю пепел,

и вдруг

ваш облик

пронесся в дыму,

и – нет его!

Но снова

зоркая

душа согрета

(а только что

мерзла и слепла)…

Феникс,

кажется,

называется это

странное

восстанье

из пепла!..

<1944>

Сквозь цветное стекло

О музыки неверная стезя!

Верзила, возведенный в менестрели,

Пропел… Аплодисменты озверели.

А в зале яблоку упасть нельзя.

Потом он снова вышел, лебезя.

Заныл рояль, изобразив свирели.

Актер с тапером, расточавшим трели,

Сошлись, как закадычные друзья…

И двойственное вызывают чувство

Тех песен надболотные огни…

Чем он толпе собравшейся сродни?

Гипноз. Цветное стеклышко искусства.

Беспечный трутень средь безумных пчел…

Насытился, откланялся, ушел.

<1944>

Кошка

Вот мы снова встретились,

Встреча роковая…

В шубе и в берете вы

Ждете у трамвая.

Спрашиваете новости,

Хвалите погоду,

Оживает снова всё,

Как тогда – в те годы…

Как сдержать рычанье мне?

Как держаться смело?..

Полное отчаянье…

Что я буду делать?

Ах, опять мяукаю,

Ах, опять безвластен

Я над этой мукою

И над этой страстью.

Мне любви бы крошечку –

Весь бы страх растаял…

Но ведь вы, как кошечка,

Замкнутая, простая,

Уж в трамвай заходите,

И кондуктор свищет.

И опять – как в годы те -

Я торчу, как нищий…

<1944>

Достоевский

До боли, до смертной тоски

Мне призраки эти близки…

Вот Гоголь. Он вышел на Невский

Проспект, и мелькала шинель,

И нос птицеклювый синел,

А дальше и сам Достоевский

С портрета Перова, точь-в-точь…

Россия – то вьюга и ночь,

То светоч, и счастье, и феникс,

И вдруг, это всё замутив,

Назойливый лезет мотив:

Что бедность, что трудно-с, без денег-с…

Не верю я в призраки, – нет!

Но в этот стремительный бред,

Скрепленный всегда словоерсом,

Я верю… Он был и он есть,

Не там, не в России, так здесь,

Я сам этим бредом истерзан…

Ведь это, пропив вицмундир,

Весь мир низвергает, весь мир

Всё тот же, его , Мармеладов

(Мне кажется, я с ним знаком)…

И – пусть это всё далеко

От нынешнего Ленинграда! –

Но здесь до щемящей тоски

Мне призраки эти близки!..

<1944>

Россия

Ярмо тяготело. Рабы бунтовали.

Витала над Пушкиным тень Бенкендорфа…

Россия! Советской ты стала б едва ли,

Когда б не пробилась – травою из торфа,

Пожаром из искры… Былое так близко,

Так явственно нам в эти годы нашествий…

Недаром изглодан в чахотке Белинский,

Недаром в Сибири зачах Чернышевский!

Недаром герои твои темнолицы,

С прищуром, с усмешкой – то мудрой, то детской…

Из этой усмешки, из этих традиций

И соткано слово: советский , советский !..

Что может быть этого света прекрасней,

Тобою, Россия, зажженного света?

Она не исчезнет, она не угаснет,

Она не померкнет – преемственность эта!

<1944>

Дом

Нравится мне этот дом

с садом, с прудом,

в шесть комнат (из них

четыре больших)…

Светел, уютен,

чист, но не для меня.

Ведь я беспутен –

пьяница, размазня…

Чтобы в этом доме

хоть час пробыть,

мало бродить в истоме, –

надо его купить .

А я – бездельник –

вечно хожу без денег…

У этого дома

хозяин – гном,

старик незнакомый…

Вот и шляюсь я под окном

пó два пó три

битых часа

и гном с досадою смотрит,

откуда взялся́

бездомный бродяга, –

зло смотрит, искоса,

так бы взял и высказал:

«мой, мол, дом и бумага

в исправности купчая, –