У раскрытых окон лихо осадил каракового коня казачий офицер; за ним следовала казачья полусотня. Лишь только всадники выстроились шеренгой, к крыльцу подкатила коляска. Рядом с адъютантом в ней сидел генерал-губернатор. С подчеркнутым достоинством выйдя из экипажа, он направился к широко распахнутой двери. В просторном вестибюле его встретил рапортом дежурный штаб-офицер. Затем Кауфман прошел в кабинет. Все встали.
Невысокий, седой, изрядно облысевший (ему незадолго до того исполнилось шестьдесят лет), но с моложавым лицом, он ответил на приветствия.
— Прошу садиться, господа, — произнес правитель Туркестанского края.
Генерал подвинул к огромному письменному столу красного дерева такое же полукресло — мягкое, обитое малиновым сафьяном, с двумя бронзовыми копытцами на передних ножках и бронзовым орнаментом на спинке — орлом с развернутыми крыльями и с поникшей головой.
— Сколько ни смотрю на него, — кивнул генерал-губернатор на орла, — не могу понять, пред кем он склонил свою гордую главу? Нет, мне более по душе этот! — и Кауфман указал на чернильный прибор, изготовленный в том же стиле: на доске из светло-коричневого мрамора между двумя чернильницами в виде амфор, поддерживаемых петлями с четырьмя змеиными головками, был изображен еще один орел, гордо раскинувший крылья и хищно раскрывший клюв.
Разрядив таким образом напряженность обстановки, связанную с его приездом, правитель края сел и придвинул к себе папку с бумагами, услужливо раскрытую адъютантом.
— Итак, господа, нам предоставляется возможность ослабить нажим, при помощи которого лорд Биконсфилд хочет лишить Россию плодов победы на Балканах… По моему ходатайству генерал-майор Столетов отправляется в Афганистан для установления дружественных связей с эмиром Шер Али-ханом. За плечами Николая Григорьевича — Московский университет, Академия Генерального штаба. Он — старый, опытный «азиат», долго служил на Кавказе и в Туркестане, знает местные наречия, отличился в недавних боях и всем нам хорошо известен. Полагаю, его дипломатическое искусство не уступит воинской доблести.
Встав, Столетов сделал общий поклон.
— Его сопровождают полковник Разгонов и классный топограф Бендерский…
Сидевшие рядом с генерал-майором широкоплечий чернобородый офицер и высокий блондин в штатском также поднялись, наклонив головы в знак того, что они принимают поручение.
— В этой поездке им будут содействовать врач Яворский с фельдшером и три переводчика: с персидского — подпоручик Назиров, с западноевропейских языков — титулярный советник Малевинский, с тюркских — Замаан-бек Шихалибеков. Ну и, разумеется, миссии необходим эскорт. Не для охраны — ежели в тех далеких областях настигнет опасность, то ее не отведешь и дивизией, — а для почета… Двадцать один казак и урядник — больше не надо. Всего — тридцать человек.
Кауфман обратился к остальным:
— Вам, господа, надлежит озаботиться по своим ведомствам обеспечением отправляющихся всем необходимым. Соответствующее распоряжение для генерал-майора Столетова заготовлено. Оно будет вручено после нашей беседы. Поэтому прошу вас, Николай Григорьевич, задержаться. Я прощаюсь с вами, господа!
Вернувшись через час на Большой проспект, в гостиницу Ильина, где он остановился по приезде в Ташкент, Столетов детально изучил полученное им от генерал-губернатора «Предписание № 4407 от 26 мая (7 июня) 1878 г.».
«С получением сего, — говорилось в документе, — вы имеете отправиться в г. Кабул, к эмиру афганскому, для скрепления с ним наших дружественных отношений, выяснения эмиру всех от того для него происходящих выгод и для заключения, если то окажется возможным, с ним союза на случай вооруженного столкновения нашего с Англией».
Генерал-майор Н. Г. Столетов.
Далее Кауфман отмечал захват Британской империей земель на афганских границах и указывал на то, что «образ действий англичан, стремящихся утвердиться в Афганистане, не может окончательно примирить с ними эмира и устранить совершенно поводы к новым столкновениям…»
Правитель Туркестана предлагал своему посланцу разъяснить Шер Али-хану, что российское правительство «всегда смотрело на Афганистан как на оплот против посягательств английской политики на независимость среднеазиатских владетелей и что оно расположено оказывать со своей стороны поддержку стремлениям эмира противодействовать таким посягательствам».