Гриффина позабавила парадоксальность ситуации: он, британский политический агент, находясь в Кабуле, предлагает пост афганского монарха засевшему в главном городе Каттагана — Ханабаде внуку прославленного эмира Дост Мухаммад-хана, а тот упрямится, делая вид, что это его мало привлекает. И — самое пикантное — ставит тем самым могущественнейшую державу мира чуть ли не в унизительное положение! «Нет, пора дать понять этому наглецу, что наше терпение не вечно», — подумал он и добавил к тексту, что, хотя его письмо не должно рассматриваться как ультиматум, на размышления он отводит четыре дня. Если ответа не будет, то на пятый день прикомандированный к сардару глава английской миссии Афзал-хан будет вынужден покинуть Ханабад.
14 июня послание было отправлено в Ханабад. Абдуррахман-хан выдержал характер. Ровно по истечении четырех суток после получения пакета — на пятый день — его мирза передал Афзал-хану ответ, и 26 июня Гриффин вертел в руках бумагу, сложенную в виде конверта и скрепленную воском, с оттиском маленькой миндалевидной печатки сардара. Теперь, получив письмо, он не торопился знакомиться с ним. «Неужели какой-нибудь новый подвох?» — с тревогой думал политический агент.
Он не ошибся: ответ давал еще одно доказательство дипломатических способностей Абдуррахман-хана. Сардар выражал удовлетворение в связи с тем, что ему передавали Афганистан в границах, определенных договором с Дост Мухаммад-ханом, а в Кабуле англо-индийские власти будет представлять не британский посол, как намечалось по Гандамакскому договору, а индийский мусульманин. Он выражал готовность не вступать без согласия Англии в контакты с другими государствами. В вопросе же о Герате Абдуррахман-хан не попался на удочку, написав, что, пока у него существуют дружественные отношения с двоюродным братом, пусть Аюб и правит.
— Прочтите мне, пожалуйста, еще раз этот документ, — попросил командующий Северо-Афганским полевым отрядом генерал-лейтенант Стюарт, когда Гриффин познакомил его с ответом из Ханабада. — Что-то я не все в нем понял.
Политический агент медленно и внятно прочел вслух весь текст послания.
— Ну и мошенник! — воскликнул генерал. Густые седые брови и свисающие усы делали его похожим на моржа. — Какой договор с Дост Мухаммад-ханом имеется в виду?
— Мне очень приятно, сэр, что вы обратили внимание именно на эту, весьма существенную деталь, — многозначительно произнес политический агент. — Мы заключили с Дост Мухаммад-ханом два соглашения — в 1855 году, когда он еще не владел Кандагаром, и в 1857 году, после того как этот город вошел в состав его земель. Двусмысленная формулировка позволяет Абдуррахман-хану ссылаться на тот договор, который более выгоден для него…
— Хотя мы постоянно подчеркиваем, что ему следует навсегда забыть о Кандагаре! — прервал своего помощника Стюарт.
— Да, сэр. А он столь же упорно игнорирует это… Но вот не менее любопытный документ.
И Гриффин протянул командующему исписанный по-персидски небольшой бумажный лоскут; на нем также стояла печать Абдуррахман-хана.
— Вы держите своего рода циркулярное письмо сардара афганским вождям, — пояснил Гриффин. — Забегая далеко вперед, он утверждает, что мы согласны признать его власть над Афганистаном в тех границах, какие существовали при наивысшем могуществе Дост Мухаммад-хана.
— Иными словами, не только с Кандагаром, но и с Гератом, и с Пишином, и с Сиби, и со всеми горными перевалами и проходами, столь интересующими нас?! — лицо генерала приобретало все более багровый оттенок.
— Разумеется, сэр. Не угодно ли взглянуть еще на одну перехваченную нами листовку? В ней сардар призывает всех, кому дорога святая вера, вступать в ряды гази — воинов, готовых отдать жизнь в религиозной борьбе. Он, правда, предусмотрительно не говорит, кому следует нанести удар, но, мне кажется, это совершенно ясно…
Генерал пришел в ярость.
— Знаете что, немедленно отправьте в Симлу телеграмму от нашего имени о разрыве переговоров с этим… с этим фокусником, — распаленный Стюарт так и не нашел подходящего эпитета. — Они с каждым днем осложняются и вообще уже ни на что разумное не похожи!
…Среди технических новшеств, которые выручали застрявших в Афганистане англичан, на первое место следовало поставить, конечно, телеграф. Хотя линию, соединявшую Кабул с Индией, несмотря на усиленную охрану, часто выводили из строя повстанцы, ее незамедлительно восстанавливали и она служила исправно. Уже через сутки Стюарт и Гриффин получили ответ на свою телеграмму.
Если командующему и политическому агенту нужны были доказательства, что новый вице-король по своему характеру резко отличался от импульсивного «Великого Могола», то ответ вполне подтверждал это. Лорд Рипон предлагал дать Абдуррахман-хану еще один шанс.