Страшную память оставляли всегда после себя завоеватели в стране, лежавшей на перекрестке путей из Индии в Туркестан. Страшна была и ненависть народа к ним. И к ордам Чингисхана, затаптывавшим насмерть копытами коней сотни пленных, и к Тимуровым палачам, и к англичанам, сжигавшим невинных на карусели смерти…
После Сабзавара армия Аюб-хана еще целый день шла по дороге, пересекавшей тучные возделанные земли. Затем селения стали более редкими, а на третьи сутки, перевалив холмистый кряж Джидже, войско спустилось на пустынную равнину.
Июньское солнце палило немилосердно. Двигаться можно было только после заката либо в часы, предшествующие восходу. Аюб-хан предпочитал поднимать солдат сразу после полуночи. Пока убирали палатки и шатры, пока навьючивали груз на животных, по небу уже протягивались призрачные, мерцающие полосы; их называли Нури шаб, Свет ночи. Тропы становились заметными, и армия выступала в поход. Еще через час-полтора на востоке прорезалась тонкая полоска, сперва зеленовато-серая, затем она розовела, становилась алой и под конец золотистой, будто солнце откуда-то из неведомых далей посылало стрелы своих лучей на борьбу с тьмой. После восхода над степью продолжал веять ветерок, и лишь когда начинался дневной зной, колонны останавливались на привал, успев пройти привычный для караванов переход в шесть курухов, или восемнадцать-двадцать километров.
На восьмые сутки после выхода из Сабзавара, в четверг 16 раджаба, или 24 июня, достигли Фараха. Это произошло в канун дня праздничной молитвы — джума-намаза. Окруженный широким и глубоким рвом, обнесенный валом и стеной с башнями, город мог бы играть роль сильной крепости, если бы ров не был почти засыпан, степа не лежала наполовину в развалинах. Гафур дивился домам с куполообразными крышами и финиковым пальмам: фарахцы разводили их за красоту кроны, ибо плоды здесь не вызревали.
Он заметил, что отец, отсутствовавший несколько часов, возвратился озабоченный.
— Что-нибудь случилось, сардар? — С тех пор как отец получил чин корнейля, Гафур обращался к нему только так.
— Пока ничего, мой совар, — отшутился Файз Мухаммад. — Идем громить инглизи.
Однако на душе у него было неспокойно. Корнейль вернулся из селения Шамолгах, лежавшего в шести-семи курухах вверх по реке Фарахруд; там временно устроил свою резиденцию Аюб-хан. На совете у гератского правителя обсуждался важнейший вопрос: что делать дальше? Фарах был рубежом, покинув который, нельзя было не раскрыть своих намерений. Поэтому надо было срочно решать, куда идти: на юго-запад, к Систану, или на восток, к Кандагару. Третьего пути не было, разве что назад, в Герат.
На просторной веранде, затененной разросшимися виноградными лозами, правитель обсуждал с военачальниками порядок наступления. Каждый из них — Файз Мухаммад, Аминулла, Мурад Алим — доложил о состоянии находящейся под его началом части армии, и каждый из них практически говорил одно и то же: люди рвутся в бой. Сарбазы, совары, артиллеристы… Афганцы, таджики, хазарейцы, кизылбаши, джемшиды, фирузкухи… Забыты вражда и соперничество между палтанами — гератскими, кабульскими, мейменинскими, никого не надо подгонять, все идут вперед!
— Что ж. Тогда с помощью Аллаха — на Кандагар!
Отпустив толпившихся вокруг него вельмож, Аюб-хан еще долго сидел с корнейлями, тщательно продумывая роль и место их солдат в предстоящей битве.
…От Фараха дорога круто свернула на восток и, миновав гряду, прорезанную причудливым ущельем, вывела в суровую Баквийскую пустыню. То и дело путь пересекали ложа высохших рек, и ехавший вместе с Файз Мухаммадом проводник, уроженец Фараха, рассказывал, что в пору весенних ливневых дождей, выпадающих в окрестных горах, эти русла переполняются водой. Горе путникам, застигнутым наводнением. Не один караван погиб тут, и некоторые впадины носили имена тех, кого в пустыне захлестнули нежданно хлынувшие с гор потоки, несущие огромное количество камней и грязи.
Труднее всего было передвигаться, когда попадались участки, усыпанные острым, почерневшим на солнце щебнем. Впрочем, ненамного легче становилось, когда армия выходила к однообразным увалам. Казалось, какая-то неслыханная буря всколыхнула землю, и она застыла бесконечными волнами. Лошади и верблюды выбивались из сил, преодолевая увал за увалом.