9 ноября в национальном календаре значится как День лорд-мэра. В этот день лорд-мэр вступает в должность, и столь важное событие сопровождается пышными процессиями, торжественными речами — так называемыми «гилдхоллскими». Здесь не раз выступали и премьер-министры. Дизраэли всегда испытывал удовлетворение оттого, что трибуна, с которой он сообщал стране о волновавших кабинет проблемах, находилась именно в Сити — средоточии британской деловой активности.
Когда Дизраэли оказался наконец на площади, перед широкой аркой входа в ратушу, собравшаяся публика встретила его, как и многих других знатных особ, аплодисментами и приветственными возгласами. На губах главы правительства появилась едва заметная улыбка: приятно, что, несмотря на несколько хаотичное передвижение от Даунинг-стрит, он прибыл к цели в намеченный срок. Недаром он всегда старался точно рассчитывать свои действия. Лорд-мэр встретил премьер-министра согласно древним традициям: впереди него несли знаки достоинства: скипетр, золотую цепь и меч острием вверх. Держащий это оружие маршал опустит острие вниз лишь в присутствии королевы или кого-либо из судей (в Англии уважают закон).
Биконсфилд обменялся рукопожатием с лорд-мэром и вместе с ним направился в ратушу. Зал уже был полон. Газовые рожки излучали трепетный, мерцающий свет, едва уловимый запах гари примешивался к тонким ароматам дорогих духов присутствующих дам. За отдельным столиком сидел городской клерк в традиционном парике с буклями, неподалеку от него разместились олдермены и советники в столь же традиционных длинных мантиях. Почетные кресла в первых рядах отведены наиболее знатным лицам и членам кабинета.
Пока лорд-мэр готовился принести присягу, Дизраэли вел непринужденный разговор с его супругой. Это была та легкая болтовня, какой англичане дали особое наименование — «слип-слоп». Престарелый политический деятель и литератор, питавший большую симпатию к слабому полу, слыл в ней великим мастером.
Но вот новый хозяин Сити произнес формулу присяги. Наступил час графа Биконсфилда.
Опытнейший оратор, Дизраэли поднялся за председательским столом и оглядел собравшихся. Вот они, обратившиеся в слух его коллеги: маркиз Солсбери, правая рука, глава дипломатического ведомства, рядом с ним канцлер казначейства Стаффорд Норскот, тут же статс-секретарь по внутренним делам Кросс, через кресло — лорд-канцлер Кейнс, который постоянно демонстрировал сосредоточенную задумчивость, но не всегда проявлял рассудительность на заседаниях правительства. Где же статс-секретарь по делам Индии? А, вот и опоздавший Крэнбрук пробирается вперед, к министрам…
Наконец Биконсфилд счел, что пауза привлекла достаточно внимания к его особе, и глуховатым голосом начал речь. Слегка нахохлившаяся сутулая фигура в черном фраке, взмахи рук, когда он хотел жестом подчеркнуть ту или иную мысль, делали его похожим на большую хищную птицу. Крупный нос, взлетавшие при резких поворотах головы поредевшие волосы усиливали это сходство.
Дизраэли обрушился на незадачливых политиканов и публицистов, которые в последнее время заполнили газеты и журналы зловещими пророчествами, будто Великобританию ожидает горькая участь некогда богатых и могучих, а затем пришедших в полный упадок морских держав — Генуи, Венеции, Нидерландов.
…В глубине души он великолепно понимал, чем были порождены эти предсказания. Пять лет назад на процветавшую страну обрушился кризис. Он охватил хлопчатобумажную и шерстяную промышленность, металлургию, судостроение, иными словами, важнейшие отрасли экономики, вызвал пляску цен, волну банкротств, рост безработицы. Последствия этих бед пока еще далеко не удалось ликвидировать.
А тут еще какой-то Денис недавно выпустил в Лондоне книгу под многозначительным названием «Маразм в торговле и промышленности». Биконсфилд даже припомнил врезавшиеся в память слова: «Каждый знает, что такое кризис, но еще не было ничего похожего на современное состояние. Нет сильных вспышек острой болезни, однако налицо все признаки хронической, скрытой лихорадки, постепенное обессиливание, медленное обескровливание. Это — состояние маразма».