— Ну что, уяснили наши цели и задачи в отношении соседа на западе?
— Вполне, сэр.
— Вот и превосходно. Это особенно важно, поскольку вы в Пешаваре находитесь на самом острие афганской политики Великобритании. О конкретных же действиях подробно говорится в пакете лорда Литтона. Мы верим в вашу настойчивость и распорядительность.
— Благодарю, сэр! Постараюсь доказать это.
— Не сомневаюсь. А теперь, дорогой капитан, идемте ужинать. Отправляться в путь уже поздно. Переночуете у меня…
Утром, после завтрака, попрощавшись с гостеприимным хозяином, Пьер Луи Наполеон Каваньяри выехал к месту службы. Путь предстоял неблизкий: Симлу и Пешавар разделяло более четырехсот миль.
Экипаж двинулся вниз, к подножию гималайских предгорий. Извиваясь по-змеиному на обрывистых склонах, густо покрытых непроходимыми зарослями, дорога скатилась наконец к станции Калка. Здесь, у Сиваликских холмов, начиналась железнодорожная колея, и капитан добрался поездом до Амбалы. Еще одна пересадка, и вот он уже катил на запад. За окном остались тихая Лудхияна, вечно бурлящий Джаландхар, священный город сикхов Амритсар…
Пограничному комиссару не давал покоя спрятанный во внутреннем кармане мундира пакет. Велико было желание вскрыть его тут же, в вагоне, чтобы после всего прочитанного узнать, какие новые идеи выдвинули его начальники. Но Каваньяри подавил в себе это стремление, решив насладиться доверительным письмом лорда Литтона в более удобной обстановке.
Капитан выдержал характер. Он преодолел искушение даже в Лахоре, хотя провел в бывшей столице «льва Пенджаба» — махараджи Ранджит Сингха целый день среди старых друзей из 1-го Бенгальского европейского фузилерного полка, в котором начинал службу в Индии в 1858 году.
С головной болью после обильного ужина с крепкими напитками комиссар вышел из поезда на станции Вазирабад. Здесь кончалась железнодорожная колея. Королевские саперы усиленно трудились, чтобы в спешном порядке (торопили события!) протянуть линию к Пешавару, но застряли перед рекой Джелам.
Каваньяри воспользовался экипажем, любезно предоставленным ему начальником вазирабадского гарнизона, и покатил дальше. Наконец он въехал в ворота английского военного поселения, расположенного в северо-западной части Пешавара.
Этот укрепленный лагерь был нацелен на Хайберский проход, ведущий непосредственно к Кабулу. Он неизменно играл роль одной из важнейших баз при подготовке наступления на афганскую столицу из индийских земель.
В те годы Пешавар обладал дурной славой самого нездорового места в Индии. Его окружали болотистые районы и орошаемые поля — рассадники москитов и малярийных комаров. Британское же военное поселение представляло собой весьма благоустроенную территорию. Множество густых деревьев и ухоженных кустарников превращали его в огромный сад или, скорее, в парк с широкими улицами-аллеями, на которых поодаль друг от друга стояли удобные виллы и дома. Гималайские кедры и пальмы чередовались с евфратскими тополями и тамариском.
Среди построек выделялось почти квадратное одноэтажное белое здание с небольшой надстройкой, окруженное мощными деревьями и цветочными клумбами, — резиденция комиссара Пешаварского округа. Приземистое, с рядами квадратных колонн, оно словно вросло в эту землю, некогда принадлежавшую афганским племенам — даудзаям, халиль и бар-момандам, будто намереваясь навечно закрепиться в ней своим фундаментом.
Приняв ванну, переодевшись и позавтракав, капитан направился в свой кабинет. На стене, над столом, за которым он обычно работал, висела карта; на ней были изображены не только северо-западные области Британской Индии, но и значительная часть территории Афганистана — вплоть до Кабула. Окна выходили в парк, и, быть может, лишь обилие деревьев мешало английскому комиссару созерцать дорогу, ведущую к Хайберскому перевалу, к лежащим за ним вожделенным землям — афганским, среднеазиатским…
Каваньяри поудобнее устроился за столом, закурил сигару и, вскрыв ножом из слоновой кости пакет, вынул оттуда несколько исписанных листков с изящным вензелем лорда Литтона. Бумаги издавали едва уловимый аромат — вице-король был эстетом.
«Снаружи-то оно благоухает, — подумал капитан. — А вот посмотрим, чем пахнет внутри».
В инструкциях подтверждалось намерение Литтона поддержать любые действия Каваньяри по части активизации пограничной политики. Начало было многообещающим. Оставалось выяснить, какой смысл вкладывал вице-король в понятие «активизация пограничной политики». Однако о пограничной политике меньше всего шла речь в документе. Вице-король излагал в нем наметки программы, выполнение которой должно было привести к полному подчинению Афганистана контролю Британской империи.