- Вы меня убили, - громко и отчетливо произнес он.
Лене стоило немалых душевных сил, чтобы выдержать этот взгляд.
- Ну, это преувеличение. У вас шок, я понимаю. Но вообще-то вы живы. Честное слово.
- Три месяца работы... Я ехал... Я должен был подарить ее самому важному для меня человеку. Вы меня убили.
После этой отчаянной тирады велосипедист заплакал. Заплакал, Лена могла бы в этом поклясться! Заплакал беспомощно, по-детски, размазывая по щекам слезы и кровь.
- А что это? - осторожно спросила Лена, кивнув на обломки.
- Это? Это яхта. Разве вы не видите?
Яхта в обломках не просматривалась.
Но теперь, во всяком случае, стало понятно, что куски плотного материала - не что иное, как паруса. А нитки еще несколько минут назад были снастями. Так же как ошкуренные палочки - мачтами. А на обломке корпуса, который сжимал теперь уже неизвестно кто - велосипедист? судомоделист? виднелись крохотные медные буковки: "ЭДИТА".
- Вашу девушку зовут Эдита? - сказала Лена. Только для того, чтобы хоть что-то сказать. Чтобы отвлечь взрослого мужика от детских слез. И похоже, ей это удалось.
- Мою девушку? - Владелец обломков яхты подтер кровь под носом и уставился на Лену. И слезы, забуксовавшие на его лице, тоже уставились, застыли в изумлении. - Мою девушку? Если бы... да вы знаете, кто это?! Это... Это...
Он запнулся на полуслове и принялся раскачиваться из стороны в сторону, прикрыв глаза и что-то бормоча. А из наушников, соскочивших на шею бедолаги, чуть приглушенно неслось:
Где-то есть город, тихий, как сон,
Пылью тягучей по грудь занесен.
В медленной речке вода как стекло.
Где-то есть город, в котором тепло.
Наше далекое детство там прошло.
- Подождите, - Лена недоверчиво улыбнулась, уж слишком нелепым показалось ей собственное предположение. - Это... Она? В наушниках?
Жертва наезда заскрежетала зубами.
- И вы везли ей яхту?
Скрежет усилился.
- А зачем ей ваша яхта? - Черт, надо бы остановиться, учитывая тяжелое физическое и психическое состояние жертвы.
Но остановиться Лена уже не могла. - Что она будет делать с яхтой? На шкаф поставит?
- Вы не понимаете. Это подарок. От всего сердца. А-а, что говорить!
С подобным дикорастущим фанатизмом Лена не сталкивалась никогда. Да и предмет обожания!.. С другой стороны, ее и саму пучило от Альфреда Шнитке и Софьи Губайдуллиной, да и от безмозглых и безголосых эстрадных выхухолей тоже. А тут "пам-пам-пам-па-ра-ру-пам-пам, в нашем доме появился замечательный сосед". Очень миленько, хотя и безнадежно устарело. Зато велосипедиста-судомоделиста не причислишь к старикам. Нет, он стоил того, чтобы приглядеться к нему повнимательнее.
На вид несчастному фанату было никак не больше тридцати. Возраст солидный, чтобы бросить дурить и заняться делом более серьезным, чем изготовление моделей яхт. И езда на велосипеде по опасным участкам трассы. Да еще в костюме с галстуком!
Только теперь Лена обратила внимание, что велосипедист был облачен в стиляжий костюмчик времен раннего триумфа "Битлз".
Картину довершали узкий, сбившийся набок галстук и остроносые ботинки. Все это, перепачканное в земле и травяном соке, представляло собой жалкое зрелище. Сам же велосипедист был коротко пострижен, большеголов, круглолиц и круглоглаз. Из таких большеголовых и круглоглазых получаются хорошие отцы и плохие любовники. И ничего-то особенного в них нет, кроме их придурочных хобби. Вот и этот... Лена вдруг с удивлением обнаружила, что в ней поднимается глухая злость на стилягу-велосипедиста. Мало того, что он испугал ее до смерти и заставил (пусть на очень короткое время) поверить в то, что она убийца. Так еще и выскочил со своим велосипедом, как дурак из конопли. А теперь еще и компенсации потребует или, чего доброго, по судам ее затаскает. А наезд на человека - это статья...
- Вы простите меня, ради бога, молодой человек... Я даже не знаю, как это произошло... У меня сегодня очень тяжелый день. Умерла подруга. Я еду из Ломоносова, из морга...
Это была правда, но не вся. Смерть Афы больно ранила ее, но совсем не так больно, как смерть Романа Валевского. В Афиной гибели было что-то устало-обыденное, смерть же Валевского казалась потрясением основ. И в то же время - грандиозным обманом, цирковым трюком. Он пообещал ей ночь и не сдержал обещания. Афа же ничего и никогда не обещала, но по первой просьбе ссужала деньги. Лена до сих пор должна была ей сто рублей. Но если бы ей самой, Лене, пришлось решать, кому умереть, а кому остаться жить... Еще неизвестно... Именно эти гаденькие мысли Лена и пыталась отогнать от себя весь сегодняшний день.
- И этот бензовоз... Он вылетел прямо на меня...
Велосипедист, казалось, даже не слушал ее сбивчивого лепета. Он все крепче и крепче прижимал к себе изуродованный корпус. И судорожно поглаживал медное название.
- Я заплачу вам... За разбитую модель...
Сколько это может стоить?
Если он заломит цену и начнет шантажировать ее судебным разбирательством - придется продавать дедушку. Это последнее, что у нее осталось. Одна рама от дедушки может вытянуть долларов на двести - двести пятьдесят. Господи, только бы рамой и обошлось! А если он отправится в больницу, а если он, не дай бог, что-нибудь себе повредил? Хотя; чему повреждаться, и так все давно повреждено... Господи, как не хочется в тюрьму из-за какого-то фанатика, как не хочется... Господи, если пронесет, клянусь больше никогда, никогда не садиться за руль...
- Как вы себя чувствуете, молодой человек?
- Уходите, - прошептал он, все еще сжимая тельце яхты.
- То есть как это - уходите? - опешила Лена.
- Уходите. Убирайтесь. Садитесь на свою тачку и проваливайте отсюда...
- Я не могу... Я не могу оставить вас здесь одного. В таком состоянии...
- А я не могу вас больше видеть. Вы уберетесь или нет?
Велосипедист закрыл глаза, давая понять, что разговор закончен. Но вместо того чтобы уйти, Лена уселась на траву рядом с ним. От таких бескорыстных фанатов с бескорыстными яхтами можно ожидать чего угодно. Если она даст сейчас слабину и отчалит, то уже ничто не помешает велосипедисту в самый последний момент открыть глаза и запомнить номер ее машины. А потом он стукнет куда следует, что преступница бежала с места происшествия, не оказав пострадавшему первой доврачебной помощи. Нет уж, дудки-с!
- Вы еще здесь? - спросил велосипедист, не открывая глаз.
- Здесь, - подтвердила Лена. - И я с места не сдвинусь, хоть вы меня на части режьте!
Больше коротко стриженный стиляга неудовольствия не выказывал и признаков жизни не подавал. Ссадина на лбу трансформировалась в шишку, но хотя бы перестала кровоточить. Грязь на коленях и на полах пиджака подсыхала. И, когда она подсохла совсем, Лена не выдержала.
- Послушайте, мы же не можем сидеть тут вечность. Это просто глупо! Внешне вы вроде бы не сильно пострадали, но кто знает... Может быть, доберемся до ближайшего травмпункта? Или до больницы. - Господи, ну кто тянет ее за язык?! - В Ломоносове вполне приличная больница... Как вас зовут?
- Гурий, - машинально произнес он.
Надо же. Гурий! Забавное имя, хотя оно и идет вразрез с узким галстуком. В любом случае он пошел на контакт, и теперь надо закрепить успех.
- А меня Лена. Вот и познакомились, - сказала Лена. Преувеличенно бодрым тоном сиделки при тихопомешанном.
- Да уж. Познакомились...
- Голова не болит? Руки-ноги целы?
Подвигайте-ка ими!
Гурий действительно принялся двигать руками и ногами. И даже чересчур активно. Не глядя на Лену, он поднялся с земли, сложил бренные останки суденышка в бренные останки коробки, пнул ногой бесполезный теперь велосипед и на несколько секунд задумался. Уносить нужно было что-то одно: или целехонький велосипед (не считая убитого заднего колеса, перекосившегося седла и слегка погнутой рамы). Или коробку с мощами яхты. Лена поставила одну символическую у.е. на коробку. И выиграла сама у себя. Гурий и вправду оказался тихопомешанным. Но смотреть, как он, прихрамывая, движется в сторону Ломоносова, было выше ее сил.
- Эй! - закричала она, вскакивая. - А велосипед?!
Гурий даже не оглянулся.