«Вот и новый денек у нас, — думал Крохабенна. — Что-то он нам принесет? Но что бы ни случилось, ни в одной мелочи не переменится ни восход, ни закат, и бег волн морских не переменится, когда лед, сойдет. Ветру под силу скатить камень с вершины Отеймора в долину, но ни величайшее счастье человеческое, ни такое же горе песчинки не сдвинут на морском берегу».
Дня прибывало, и далеко-далеко на востоке начали трещать льды. Глухой, негромкий гул заполнил мир, отражаясь неясным эхом от склонов дальней горы. А со стороны залитого солнцем города слышались удары тяжких молотов в подвешенные огромные бронзовые щиты. Крохабенне показалось, что доносятся дальние звуки труб. Не иначе как прибытие победителей празднуют…
День разгулялся вовсю и лед давно сошел, когда старик, снова выйдя из пещеры на вершину холма, увидел флотилию лодок, направляющуюся из города к острову. Догадался, что это депутация для встречи Победоносца, и пошел сказать ему об этом.
Отоспавшийся и отдохнувший Марк сидел у входа в пещеру и с интересом следил, как растения на глазах поднимаются навстречу солнцу. Крохабенна предупредил, что пора в путь.
— Ты выйди к ним на бережок, — сказал он, — а то неохота, чтобы они тут мне возле дома всю зелень потоптали. Они же за тобой едут. А мне до них дела нет. Слишком долго я тут просидел один как перст.
Распростился он с Марком ласково и трогательно:
— Десятка полтора часов мы вместе пробыли, а полюбился ты мне. Не раз мне думалось и сейчас думается, что маху я дал, отрекшись, когда ты пришел, но тогда иначе я не мог. Теперь благословляю тебя. Дай Бог, чтобы тебе во всем повезло! Хотел бы тебе помочь, а не могу. А ты не смейся, не перечь. Тебе кажется, что ты силен. Сказал бы я тебе на прощанье: «Возвращайся сюда, когда там не справишься», да у тебя иной путь есть, на звезду, стоящую над пустынями, с которой сошли когда-то люди на Луну. Ты стараешься искупить вину наших праотцов, ты несешь нам силу и свет. Дай тебе Бог быть счастливее, чем они, и не найти здесь могилу, как им довелось.
С этими словами Крохабенна указал на курганы, одетые весенней зеленью.
Марк хотел ответить, но старик махнул рукой и скрылся в своем убежище. И побрел Марк на берег, раздумывая над странными речами старика.
А лодки были уже рядом. Можно было во всех подробностях разглядеть черные корпуса под ослепительно белыми парусами и стоящих на палубах людей. И тут Марку пришло в голову, что среди этих людей может оказаться Ихазель! Упоительная волна поднялась в груди. Да! Она наверняка там, совсем скоро спрыгнет на зеленую траву взморья и, улыбаясь, словно цветок, бросится навстречу! Он уже наперед почувствовал благодарность к ней за то, что плывет со словом привета, и бегом спустился с холма к пристани.
Но по сброшенным на берег сходням спустился один Севин, клеврет первосвященника Элема, а следом несколько городских старшин. Марк тревожным взглядом окинул другие суда: там было множество чужих и незначительных людей, а также женщины из простонародья, они размахивали зелеными ветками и в склад пронзительно выкрикивали приветствия.
— Победоносец… — начал Севин, согнувшись в поклоне чуть ли не к лодыжкам Марка.
— Где Элем? — резко прервал Марк.
— Его Высочество правительствующий первосвященник не смогли прибыть…
— Почему? Должен был явиться. Он мой слуга.
— У Его Высочества срочные дела, и…
Марк быстрым движением руки оттолкнул монаха и, не дослушав, прыгнул в лодку.
— Поднять парус! Полный вперед! — повелительно крикнул кормчему.
Кормчий оглянулся на Севина, оставшегося на берегу.
— Полный вперед, говорю! — повторил Марк.
Заскрежетали, натягиваясь, шкоты, лязгнула рулевая цепь.
Севин проводил Побендоносца взглядом, вместе со своими спутниками поднялся на другую лодку, и вся флотилия под развернутыми парусами потянулась следом к городу…
Прямо из бухты, врезавшейся в берег неподалеку от былой крепости шернов, Марк направился в собор, даже не ответив на приветствия толпы, собравшейся на берегу. Оказавшись в соборе, сразу же послал людей за Элемом. Первосвященник явился нескоро, лицо у него было ничуть не похоже на прежнее заискивающее и покорное. Правда, он и сейчас рассыпался в поклонах перед Победоносцем, называл владыкой и господином, но глаза, в отличие от слов, были полны высокомерия.
Вспомнился Марку совет старика Крохабенны. Поглядел он на бывшего монаха и подумал, что и впрямь добрым делом было бы окоротить эту малявку, причем на голову, иначе он наверняка начнет мешать любым планам. Но отверг эту невольную мысль, понимая, что после такого начала с кровавой дороги уже не сойти.
Ограничился тем, что не ответил на приветствие и строго спросил, почему такая задержка.
— Победоносец, я правлю народом, и время у меня все занято, — ответил Элем. — Я считал, что тебе самому будет угодно явиться ко мне во дворец и доложить, как обстоят дела с походом.
У Марка в глазах потемнело от ярости. Однако он сдержался, всего-навсего схватил карлика за шиворот, как щенка, и поднял к своему лицу.
— Эй, ты! Поберегись! Может быть, это ты мне доложишь, что поделывал, пока меня не было? — сдавленным голосом сказал он. — Слух идет, ты тут с шерном договариваться вздумал?
Элем побелел от страха и бешенства в этом неудобном и жалком положении, но едва Марк, встряхнув слегка, поставил его на пол, спесиво ответил:
— Просто я догадался, Победоносец, что и ты не сдюжил против шернов, уж теперь-то я об этом все в точности знаю. Вот и хотел выиграть время.
Марк закусил губу.
— Ступай к себе, — сказал он. — И жди моих приказаний. Вскоре я тебя вызову. А сейчас я занят.
С этими словами он огляделся по сторонам, но только после ухода первосвященника спросил, где Ихазель, почему до сих пор не пришла поздороваться. Никто не смог ответить. Вместо этого доложили о побеге Авия. Марк встрево-женно напрягся:
— То есть как это?
Вызвал людей, учинил допрос, но и тут не получил ясного ответа. От холопов стало известно, что внучка Крохабенны пытала шерна, но что произошло после ее ухода из подвала? Когда через несколько часов туда спустились люди с едой для шерна, они увидели пустые скобы на стене и перерезанные веревки. На полу рядом с догоревшим факелом валялся кинжал, который раньше видели в руках у Ихазели. Видимо, после ухода девушки, обронившей оружие, чудище как-то сумело дотянуться до него и перерезало веревки. Дверь была незаперта, так что теперь его ищи-свищи.
Мало было надежды на поимку беглеца, но Марк велел устроить облаву. Послал людей с собаками и приказал обшарить все скалистое побережье и заросли на склонах Отеймора. К облаве присоединился и Нузар.
Тем временем Победоносец сам пошел искать золотоволосую. Горничные сказали, что она у себя в комнатах, больна и не может никого видеть. Но Марк не обратил внимания на их слова. Оттолкнул служанок с дороги и распахнул двери.
Прошел по длинному ряду пустых и холодных комнат и наконец в последней, махонькой, нашел Ихазель. Она лежала на тахте, обнаженная, с распущенными волосами, только шаль вокруг бедер как-то странно узлом завязана. Увидев вошедшего Марка, даже не шевельнулась, только уставилась на него широко открытыми глазами в каком-то бессмысленном остолбенении.
— Ихазель! Птичка моя золотая! — весело воскликнул Победоносец, протянув к ней руки.
Она беззвучно зашевелила бледными губами, еще шире глаза открыла, а они сухие какие-то, невидящие.
— Что с тобой? Что с тобой, девочка?