«Какое право этот холеный грузин имеет распоряжаться чужими жизнями? – думал Антон. – Как бы этот демократ повел себя, окажись хотя бы на минуту под обстрелом? Что бы чувствовал, видя в небе пикирующий штурмовик? О чем бы думал, узнав, что его мать попала под обстрел реактивной артиллерии?» В ярость приводило то, с каким цинизмом этот негодяй запустил молох, перемалывающий сейчас женщин, детей и стариков. Антон с трудом верил в происходящее. Вновь в голове всплыли исторические аналогии. Выходит, правда, что история развивается по спирали? Очередной фюрер взялся истреблять целый народ. И он понятия не имел, что такое смерть, голод, боль, разруха. Антон прекрасно знал биографию новоявленного Гитлера. По всему выходило, что ущербный во всех отношениях человечишка, взращенный в тепличных условиях, решил таким образом самоутвердиться в глазах заокеанских стратегов, которые вовремя разглядели в его психопатической личности маньяка. Антон давно выстроил для себя теорию появления таких людей. Находясь в пограничном состоянии между нормальным состоянием и сумасшествием, они получали неописуемый восторг от власти и вседозволенности, а массовые убийства приводили их в состояние эйфории. «Серийные убийцы – это несостоявшиеся Саакашвили», – вспомнил он фразу, брошенную Дроном, одновременно ловя себя на мысли, что он стал часто цитировать неугомонного майора.
От размышлений отвлек несущийся по дороге «уазик». Такие в простонародье называют еще «таблетками». Подпрыгивая на выбоинах, он на огромной скорости несся в сторону спасительной границы. Судя по темным окнам, в нем было полно людей. Почти одновременно в небе послышался гул самолета.
– Интересно, чей? – проговорил наушник переговорного устройства голосом Дрона.
Антон поднял голову. Из сиреневой дымки появилась точка. Быстро увеличиваясь в размерах, она стала приближаться к земле.
– «Сушка»! – процедил сквозь зубы Туман.
Антон оглянулся. Коренастый майор сидел на корточках, привалившись рюкзаком к стволу дуба. В руке он держал «Винторез».
– Нет ничего обиднее, чем наблюдать такую картину, – вновь заговорил Дрон.
Антон, как никто другой, понимал Василия. Еще бы, ведь когда-то этот штурмовик состоял на вооружении в стране, у которой было общее с грузинами небо.
Между тем самолет был уже над дорогой. Антон закусил губу. Под крыльями блеснули вспышки. «Нурсы» с шипением пронеслись чуть выше «уазика» и закучерявились разрывами у обочины, в полукилометре впереди него. «Уазик» надрывно взревел двигателем, вильнул, но продолжил движение. Самолет пролетел далеко вперед, потом завалился на правое крыло и стал набирать высоту.
– Вернется? – зачем-то спросил Дрон.
Все замерли в ожидании. Но прошло время, необходимое для разворота, а штурмовика не было.
– Слава Аллаху! – прохрипел головной телефон голосом Джина.
Антон улыбнулся. Напряжение спало. Вахид Джабраилов редко позволял себе выплескивать наружу эмоции. И вообще был эталоном сдержанности в группе. Угрюмый, со сросшимися на переносице косматыми бровями и массивным подбородком чеченец был прямой противоположностью вездесущему и пронырливому Дрону. Антон никак не мог привыкнуть к тому, что Василий уже давно майор. Среднего роста, смуглолицый, с озорным взглядом и слегка волнистыми, темными волосами офицер слыл балагуром и весельчаком. Антон иногда всерьез думал, что Дрона включили в состав группы намеренно, чтобы снимал напряжение и разряжал обстановку. Правда, зачастую его «разрядка» выходила за рамки приличия, но с этим уже все смирились.