Генрих приказал отвести обоз подальше в тыл. В обозе находились королевская казна, корона и личные вещи аристократов; нельзя забывать и о «трофейных фурах» с добром, награбленным англичанами во время их chevauche'е (верховой прогулки) по северной Франции. Крайняя малочисленность английской армии принудила Генриха оставить обоз почти без охраны — фактор, сыгравший в течении битвы неожиданную, трагическую роль. Далее он сознательно пошел на определенный риск, приказав лучникам приблизиться к противнику на расстояние, с которого стрелы могли уже наносить ощутимый ущерб. Цепочка английских лучников начала осторожно выдвигаться. Правый фланг, находившийся под командованием герцога Йоркского, упирался в лес, то же самое относилось и к левому флангу лорда Камуа. Центр, которым командовал сам Генрих, выдвинулся несколько меньше, в результате чего английская линия обороны образовала нечто вроде полумесяца; в случае ожидавшейся лобовой атаки фланговые лучники получали возможность поражать французов стрельбой с флангов. Приблизившись к противнику на восемьсот ярдов, английские лучники установили свое ограждение из кольев.
Далее последовал эпизод, так никогда и не получивший у историков внятного объяснения. То ли по приказу короля, то ли по собственной отчаянной инициативе небольшая группа английских лучников прокралась вперед по краю поля, под укрытием деревьев. Выйдя на расстояние эффективного выстрела, они первыми вступили в бой. Три или четыре стрелы попали в цель; французские рыцари не понесли особого ущерба, однако пришли в неописуемую ярость. Этот булавочный укол резко ускорил события, рекомендация коннетабля д’Альбре отложить атаку до того времени, когда земля подсохнет, была окончательно отвергнута. Взвились знамена и вымпелы, затрубили горны, зазвенела сталь. Среди французских аристократов завязалась свара — каждый из них старался быть впереди. Рыцари жили войной, бранная слава сопровождалась весьма ощутимыми материальными вознаграждениями: титулами, замками и земельными наделами. Д’Альбре сбился с ног, тщетно пытаясь построить свою армию более или менее упорядоченно. Рыцари соединялись в отдельные группы, каждый крупный сюзерен собирал своих gens d'armes[50] под свое знамя. Арбалетчики и пехотинцы, спешно построенные командирами в цепи, начали продвигаться вперед. Скованные вязкой, налипавшей на ноги землей, они шли очень медленно. Французские рыцари на своих тяжелых боевых конях нетерпеливо ждали сигнала к наступлению.
Генрих напряженно наблюдал за развитием событий. Как только французский авангард приблизился на пятьсот шагов, лучшие из английских лучников, специально отобранные за умение поражать цель издалека, натянули луки. Большая часть стрел ушла в «молоко», и все же несколько арбалетчиков упало, наступающая цель нерешительно остановилась.
Это переполнило чашу терпения взвинченных долгим ожиданием рыцарей. Аристократическая спесь, порывистость и презрение к жалкому противнику делали их абсолютно неуправляемыми, лишали всякой осторожности. Д’Альбре предпринял последнюю попытку построить сражение сколько-нибудь разумным образом, однако его план выдвинуть вперед заслон из арбалетчиков и подождать, пока те уничтожат английских лучников, был высокомерно отвергнут. «Вы хотите лишить нас заслуженной славы!» — таково было всеобщее мнение рыцарей.
Самые горячие из них, не дожидаясь приказа, вонзили в бока своих коней стальные шпоры. Французские аристократы не привыкли подчиняться кому бы то ни было, не знали, что такое дисциплина; они выводили свои личные отряды на вспаханное поле совершенно хаотичным образом, не заботясь о взаимодействии. Примеру лидеров вскоре последовали и все остальные — никто не хотел пропустить предстоящей забавы. Рыцари и их сопровождение двигались тяжелой рысью, с воинственными криками. По пути они взломали строй арбалетчиков, привели его в окончательный беспорядок. Более того, теперь арбалетчики были фактически выведены из боя, они не могли стрелять из опасения поразить своими короткими стальными стрелами своих же собственных господ. На англичан двигались две отдельные колонны, руководимые Гийомом Савойским и Клинье Брабантским, в каждой из них было около шестисот вооруженных всадников. Как и предсказывал коннетабль, наступление захлебнулось в грязи. Распаханное, раскисшее после дождя поле не позволяло коням, изнемогавшим под тяжестью закованных в сталь седоков, двигаться сколько-нибудь быстро. То, что планировалось как яростный, стремительный бросок, превратилось — и по темпу, и по конечному итогу — в нечто, вроде похоронной процессии. Кони поскальзывались и спотыкались, стесненные чрезмерно узким полем всадники постоянно сталкивались друг с другом. Рыцари изо всех сил понукали своих коней, стремясь поскорее добраться до английских лучников, однако все их усилия были тщетны: конские копыта вязли в черной мокрой грязи, как в патоке[51].
50
51