Ключом к Балаклаве был контроль над Семякиными высотами и стратегической Воронцовской дорогой, которая вела прямо к лагерю союзников. Для укрепления обороны этой гряды холмов от неожиданных русских атак на них было построено шесть редутов с двенадцатифунтовыми пушками. Редуты располагались вдоль гребня Семякиных высот, разделявшего две низменности — Южную долину и Северную долину.
Балаклавский бой 13 октября 1854 г.
Ранним утром 25 октября к редутам подошли 11000 русских пехотинцев[128] с тридцатью восемью пушками. Лорд Лукан, командовавший кавалерией, спешно известил об этом лорда Раглана. Главнокомандующий прочитал депешу и ответил на нее в обычном своем духе, «Ну и прекрасно. Если у лорда Лукана будет что-нибудь новенькое, пусть докладывает, так ему, пожалуйста, и передайте.»
У лорда Раглана была предвзятая идея, что эта атака — всего лишь обманный маневр, что основные силы русской пехоты остались в Севастополе, что в действительности князь Меншиков[129] решил атаковать союзные силы, осаждавшие город. А раз так — назревавшая битва не имела особого значения, в нее можно было и не вмешиваться. Со своей площадки на Feldhermhugel[130], окруженный адъютантами и супругами некоторых рядовых офицеров британской армии, которые последовали за своими мужьями в Крым на личных яхтах, а также репортера газеты «Таймс» Уильяма Говарда Рассела[131], лорд Раглан взирал на обе вышеупомянутые долины, исполосованные длинными утренними тенями. И вот, что видел там главнокомандующий: вражеские полки, похожие издалека на колонны муравьев, медленно подползали к его шести редутам.
Эти редуты находились на попечении тысячи турок, также входивших в состав Союзной армии. Увидев перед собой огромную массу русской пехоты — и не получив никакой помощи от британской кавалерии — они бежали с криками: «Корабль! Корабль!» Русские убили нескольких зазевавшихся турок и захватили четыре редута. Лорд Раглан с крайним неудовольствием наблюдал, как противник прибрал к рукам семь английских двенадцатифунтовых пушек,— факт, сыгравший существенную роль в дальнейших, очень печальных событиях.
Джордж Паджет, другой лорд, командовавший легкой бригадой в отсутствии лорда Кардигана, занял тактическую позицию на западном краю Семякиной гряды. Он ожидал, что бригаду введут в действие, как только русские двинутся на Балаклаву. Ситуация была угрожающая — настолько угрожающая, что лорд Кардиган, находившийся тем утром в Балаклавской бухте, на борту своей яхты, оставил недоеденный завтрак и спешно вернулся на передовую.
После захвата четырех редутов не оставалось уже никаких сомнений, что целью противника является союзный лагерь в Балаклаве. Лорд Раглан вздохнул и отдал первый из четырех приказов: «Кавалерии занять позиции слева от второй линии редутов, удерживаемых турками».
Приказ привел лорда Лукана в крайнее недоумение. Не существовало никакой «второй линии редутов», разве что применить это название к двум артиллерийским позициям, все еще находившимся в руках турок. Отвод кавалерии с занимаемых ею позиций откроет вход в Балаклавское ущелье, а заодно лишит всякой защиты шотландцев из 33-го Аргайлско-Сатерлендского полка, единственную силу, преграждавшую 11000 русских путь к союзническому лагерю. Взбешенный Лукан приказал посыльному Раглана задержаться и посмотреть, как выполняется приказ, он ничуть не сомневался, что последствия будут самыми печальными, и не хотел нести за них вину. После отвода кавалерии, на пути русской армии остались 550 шотландцев, сотня раненых, которых стащили с лазаретных коек, вооружили и осторожно прислонили к камням, плюс некоторое количество турков, бежавших с редутов и не вызывавших никакого доверия. Огромная масса русских войск неумолимо приближалась.
— Горцы,— сказал их полковник, сэр Колин Кемпбелл,— вы не можете отступить, вы должны умереть там, где стоите.
На крошечный отряд Кемпбелла неслись четыре кавалерийских эскадрона. Эта атака оказалась слишком большим потрясением для перепуганных предыдущей стычкой турок, они побросали ружья и разбежались. Русские кавалеристы, выехавшие на последний перед ущельем гребень, считали уже ворота Балаклавы распахнутыми настежь, как вдруг на их пути возникла двойная цепочка одетых в красные мундиры горцев, вошедшая в историю как «тонкая красная линия, окованная сталью»[132]. Шотландцы были полны решимости дорого продать свою жизнь. Озадаченные русские остановились — и в тот же самый момент по ним хлестнул сокрушительный ружейный залп, затем второй. Лошади и всадники валились пачками, оставшиеся в живых русские были в полном замешательстве.
128
Всего войска генерала Липранди, которые должны были взять Балаклаву, насчитывали 16000 штыков и сабель. Однако эти силы были разбросаны по широкому фронту, а часть их в течение всего боя находилась в резерве.
129
Князь Меншиков — главнокомандующий русских войск. Севастополь стал кульминацией его абсолютно провальной дипломатической и военной карьеры.
131
Репортажи, отсылавшиеся Уильямом Говардом Расселом в лондонскую «Таймс», являются наилучшим источником по событиям, происходившим в Балаклаве. Даже сейчас они расцениваются как непревзойденные шедевры военного репортажа. Что напоминает людям моей профессии (прежде я был военным корреспондентом), зачастую воспринимаемым как «профессиональные зеваки», что мы — не пустое место и что воздействие событий, описанных нами сегодня, не прекращается с выходом завтрашнего номера газеты.