— Сэр, позвольте мне напомнить вам, что у русских есть в долине батарея прямо по фронту[138], а также батареи и стрелки по обоим флангам.
— Я знаю,— бесстрастно пожал плечами Лукан,— но это приказ лорда Раглана.
Лорд Джордж Паджет, заместитель Кардигана, не верил своим ушам. Это же чистое безумие — посылать кавалерию без поддержки пехоты в место, с трех сторон простреливаемое многочисленной артиллерией противника, Он только что раскурил дорогую сигару, так может — потушить ее? «Кой черт,— сказал себе Паджет,— хоть покурю напоследок с удовольствием. Вот так и погибнет последний из моего клана».
К нему подъехал лорд Кардиган.
— Лорд Джордж, нам приказано атаковать по фронту. Вы поведете вторую линию, я очень надеюсь получить от вас наилучшую поддержку.
— Вы получите ее, милорд.
Паджет сжал зубами сигару и отправился строить свою линию легких драгун 4-го и гусар 8-го полков.
Тем временем Кардиган строил первую атакующую линию — гусар 11-го, легких драгун 13-го и уланов 17-го. В последний момент гусаров 11-го оттянули назад и образовали из них третью линию. Когда построение было закончено, лорд Кардиган выехал перед, обнажил саблю и громко, спокойно скомандовал:
— Бригада выступает — шагом — маршем — рысью.
В идеальном, как на параде, строю Легкая бригада начала свой бросок в Долину Смерти.
Над долиной повисла тяжелая, предгрозовая тишина. Ни выстрелов, ни криков «ура!», только молчание. Британским солдатам, наблюдавшим безупречно точное продвижение трех цепочек конницы, это зрелище казалось невероятным. Так же как и русским офицерам — вполне возможно, они поражались, о чем должен думать командир, вот так вот ведущий свой отряд на верную смерть[139].
Вдоль Федюхиных высот, по левому флангу легкой бригады, русские разместили восемь батальонов пехоты, четыре кавалерийских эскадрона и четырнадцать пушек.[140] По правому флангу бригады располагались редуты с одиннадцатью русскими батальонами и тридцатью пушками[141] плюс дополнительная батарея полевой артиллерии. В конце долины темнела плотная масса русской кавалерии с двенадцатью тяжелыми орудиями. И вот такую, более чем внушительную, силу атаковали 673 легковооруженных всадника. Во главе их скакал лорд Кардиган; без сомнения, это был величайший день из пятидесяти семи лет, отпущенных ему Богом. Может быть, герцог и не мог похвастаться большим умом, зато он с лихвой искупал этот недостаток отвагой. Выглядел он просто великолепно — чопорно-прямая фигура в красно-синем мундире с отделанным мехом воротником и сдвинутой на бок шляпе с длинным страусиным пером.
Первый выстрел русской пушки разбил тишину вдребезги. Затем ядра и бомбы стали падать все чаще и чаще, убивая коней, разрывая всадников в клочья. Капитан Моррис чувствовал себя голым и беззащитным, «словно какой-нибудь жук, ползущий по этой долине». Он с опаской посматривал на окрестные холмы. Со всех сторон, за всеми камнями и кустами засели русские. В этот момент произошло нечто дикое, так никогда и не получившее разумного объяснения. Капитан Ноулан, скакавший с Моррисом бок о бок, неожиданно пришпорил своего коня. «Ты что, Ноулан,— удивленно воскликнул Моррис,— так нельзя!» Однако Ноулан вырвался далеко вперед, развернул коня и пересек — невиданное нарушение воинского этикета! — путь лорда Кардигана. Герцог был вне себя от ярости, Ноулан же поскакал навстречу атакующей бригаде, размахивая саблей и вопя, как сумасшедший. Что кричал капитан — неизвестно, его слова потонули в грохоте выстрелов и взрывов, чего он хотел — этого мы не знаем и не будем знать. Скорее всего, он испытал острый приступ вины — понял, что своей ужасной оплошностью он обрек товарищей на смерть, и сделал безнадежную попытку повернуть Бригаду назад. Но все это догадки, а факт состоит в том, что осколок близко разорвавшейся бомбы вспорол капитану грудь. С широкой раной, сквозь которую было видно его сердце, он продолжал кричать и цепляться за поводья. Конь пронес его сквозь атакующую линию и остановился, мертвый Эдвард Ноулан медленно соскользнул на землю.
Когда бригада достигла середины ущелья, русские пушки начали обстреливать ее со всех сторон. Размеренное продвижение идеальных цепей конницы делало их прекрасной мишенью. Капитан Моррис почувствовал, что у него волосы на затылке становятся дыбом, никогда прежде не испытывал он такого ужаса — бомбы рвались перед наступающим строем, позади, в самой его гуще, ружейные пули свистели слева и справа, поражали людей и коней. Капитан оглянулся через плечо. Его солдаты не отставали от своего командира ни на шаг, они бесстрашно скакали сквозь густые клубы дыма, сквозь фонтаны земли пополам с железом, сквозь летящие вверх ошметки лошадиной и человеческой плоти. Он чувствовал себя абсолютно беспомощным, инстинкт приказывал ему скакать вперед во весь опор, чтобы поскорее вырваться из-под этого убийственного перекрестного обстрела, по сравнению с которым фронтальный огонь казался меньшим из зол. Но Кардиган все не давал сигнала к атакующему броску. Моррис подъехал к своему командиру.
138
В реальности этой батареи просто
139
Причиной катастрофы стало отсутствие взаимопонимания между пятью ключевыми фигурами — Регланом, Эри, Луканом, Кардиганом и чрезмерно порывистым Ноуланом.
140
Это был отряд генерала Жабокритского (5000 штыков и сабель), выдвинувшийся с севера от Инкермана для поддержки войск Липранди и занявший позиции на Федюхиных высотах. Автор излишне критично относится к своим персонажам — о выдвижении этих сил английское командование знать не могло, так как от места расположения ставки Раглана Федюхины высоты закрыты склоном Сапун-горы. Таким образом, англичане залезли в артиллерийскую ловушку, о существовании которой не знали (хотя обязаны были подозревать).