Левенгаупта Карл тоже хотел забрать с собой. Однако тот отказался бросить армию. Тогда король официально передал ему командование и приказал вывести остатки полков из русских пределов. За свою долгую службу этот генерал сумел приобрести в войсках репутацию отца-командира. Во время боя он не задумываясь посылал людей на смерть, но между сражениями, как мог, заботился о солдатах, стараясь облегчить их трудную жизнь. За что они отвечали ему искренней любовью. Но у Переволочны он попал в непривычную ситуацию и, наверное, впервые засомневался в том, как поступить перед лицом врага. Дело в том, что даже после Полтавы, во время отхода к Днепру, шведская армия еще сохраняла порядок и дисциплину. Однако с уходом короля в ее механизме будто бы лопнула главная пружина, и она стремительно начала превращаться в деморализованный сброд.
Авангард русской погони, настигший скандинавов, был не очень многочисленен — всего около 12 000 солдат[64]. Еще три дня назад Левенгаупт бы не задумываясь кинулся в бой и, скорее всего, уничтожил противника или, уж, по крайней мере, прорвался из ловушки. Но в этот раз он вдруг обнаружил, что в строю не осталось и половины солдат. Большая их часть, стала неуправляемым стадом, в тщетных попытках форсировать Днепр. И закаленный в сражениях генерал дрогнул, пожалев этих несчастных людей. Он, несомненно, не был трусом, что ранее доказывал неоднократно. И у Переволочны старый солдат мог взять оставшиеся верными присяге части и во главе их принять последний бой ради чести, застраховав себя тем самым от суда потомков. Но обозленные сопротивлением преследователи тогда бы вполне могли превратить бой в бойню. Желая избежать этого, Левенгаупт вступил в переговоры о сдаче в плен. И, получив от русских гарантии сохранения всем жизни с частью имущества, подписал условия капитуляции.
От чего они были спасены их генералом, шведы воочию убедились тут же, на берегах Днепра и Ворсклы, когда победители учинили кровавую расправу над теми казаками Мазепы, которые не успели бежать. Вся близлежащая степь вскоре была усеяна телами людей, убитыми самыми жестокими способами. Пощады не получил никто, даже женщины и дети.
Совсем другой прием ожидал высших шведских офицеров в царской ставке, где шел победный пир. Петр в эти, наверное, самые счастливые мгновения его жизни, был великодушен. С рыцарским благородством он вернул скандинавам шпаги, разрешив носить их даже в плену. Всех пригласили за стол, и царь провозгласил тост за своих учителей в военном деле. Реншельд, еще не пришедший в себя от пережитой катастрофы, не поняв о чем речь, недоуменно переспросил: «Кто же эти учителя?» и получил от Петра лаконичное уточнение: «Вы, господа!» Говорят, что в ответ фельдмаршал все-таки нашел в себе силы грустно пошутить: «Хорошо же ученики отблагодарили наставников».
Безусловно, если бы не гений Петра Великого, то никакие бы передышки вкупе с помощью союзников, после «Нарвской конфузии» не спасли Московию от новых разгромов. И, разумеется, не наемники-иностранцы были повинны в неудачах русских войск первого периода Северной войны. Наоборот, лишь исключительно благодаря опоре на их знания и опыт царю-реформатору достаточно быстро удалось превратить свою закостеневшую в отсталости «вотчину» в полуфабрикат будущей Российской империи, с вооруженными силами которой уже не могла не считаться не только маленькая Швеция, но и любой другой потенциальный противник.
Однако даже в последние годы боевых действий, когда у шведов не оставалось уже никакой надежды на успех, Петр был вынужден, более чем наполовину, укомплектовывать свой офицерский корпус зарубежными «военспецами». (Даже через несколько лет после смерти Петра — в 1729 году из 71 генерала русской армии 41 человек являлся иностранными «военспецами».)[65]. Поэтому говорить о достижении качественного паритета с лучшими европейскими армиями тех лет, конечно же, не приходится. (Двойное жалованье для иностранцев, по сравнению с русскими военными, введенное Петром, отменили по иронии ее величества Истории во время так называемого «немецкого засилья» те же самые немцы Бирон и Миних лишь в 1732 году. При них же (но еще позже — в 1738 году) российский генералитет наконец-то обрел количественный паритет с европейцами на русской службе — 31 иноземец к 30 россиянам.)[66]. В этом смысле Северная война ничем не отличается от всех главных войн нашей страны. Победа в ней добывалась, во-первых, за счет непосредственного интеллектуального заимствования у западных специалистов, а во-вторых, за счет расхода огромных материальных и человеческих ресурсов.
65
Подробнее см. в книге Анисимова Е. Россия без Петра 1725–1740. СПб.: Лениздат, 1994. С. 431.
66
Подробнее см. в книге Анисимова Е. Россия без Петра 1725–1740. СПб.: Лениздат, 1994. С. 429, 431.