Это была одна из последних войн на нашей планете, в которой еще помнили о рыцарских традициях и отдавали противнику должное, если он того заслуживал, а пленных не загоняли вместе с каторжниками в каменоломни. Поэтому, когда оставшихся в живых русских моряков со «Стерегущего» доставили в Сасебо, то они вскоре получили письмо морского министра Японии адмирала Ямамото, в котором, в частности, присутствовали такие слова:
«Вы, господа, сражались храбро за свое отечество и защищали его прекрасно. Вы исполнили свой тяжелый долг как моряки. Я искренне хвалю Вас. Вы — молодцы!»[100].
Жена командира «Стерегущего» через месяц после гибели мужа (то есть, еще во время войны) направила в морское министерство Японии письмо с просьбой сообщить, что известно в Токио о судьбе ее супруга. В ответе адмирала Ямамото было написано:
«Изъявляю глубокую симпатию всему экипажу русского миноносца „Стерегущий“, который выказал храбрость и решительность в бою против нашего более сильного отряда». Потом сообщалась интересовавшая вдову информация, полученная путем опроса всех четырех пленных. В завершение ответа выражались «самые глубокие соболезнования» в связи с потерей «славного супруга, погибшего за Отечество»[101].
Здесь также нельзя не вспомнить, что мужеству экипажа «Стерегущего», сражавшегося до последней возможности, японцы отдали дань не только на словах. В честь своего доблестного противника они после окончания войны установили стелу из черного гранита с надписью: «Тем, кто больше жизни чтил Родину»[102].
В России о гибели «Стерегущего» первой — со ссылкой на иностранную прессу — рассказала умеренно-консервативная газета «Новое время» в номере от 12 марта 1904 года. Естественно, без анализа истинных причин трагедии. Заканчивался материал душещипательной фантазией, живописующей, как во время буксировки пленного русского миноносца японцами два матроса якобы заперлись в трюме и, не обращая внимания на уговоры сдаться, открыли кингстоны, затопив корабль ценою собственной жизни:
«…не сдались врагу, но вырвали у него добычу… наполнили родной миноносец водой и погребли себя вместе с ним в морских пучинах…»
Все это происходило, напомню, всего полтора месяца спустя после начала далекой колониальной войны. Патриотический подъем, охвативший российскую общественность по этому случаю, еще не успел опасть. Публикация «Нового времени» вызвала большой резонанс. Ее мгновенно заметили и подхватили другие издания. Причем, большинство авторов также не особенно сдерживали свое воображение. Февральская трагедия у Порт-Артура стала приобретать все более размытые сказочно-былинные очертания. Столь популярный сюжет, разумеется, не обошли вниманием и представители других изящных профессий: поэты сочиняли стихи, художники писали картины, скульпторы ваяли модели композиций.
Закономерным итогом этого творческого бума, на время прерванного революционными событиями 1905–1907 годов, явилось решение об установке памятника «двум неизвестным морякам-героям», проект которого был подготовлен скульптором К. В. Изенбергом. В августе 1908 года его работа была высочайше одобрена, и 22 июня 1909 года с автором заключили контракт на изготовление монумента[103].
Однако вскоре в Морском генеральном штабе спохватились, что историческая подоплека того события, которое собирались увековечивать, не имеет ни одного документа, подтверждающего «подвиг двух неизвестных». Первое сообщение с подробностями о бое «Стерегущего», оказалось, было составлено иностранными журналистами (гражданами нейтральных стран) со слов оставшихся в живых и находившихся в то время в плену членов экипажа миноносца, имена которых были известны. При этом моряки утверждали, что открыли кингстоны в машинном отделении еще до прибытия японцев на корабль[104].
Морской генеральный штаб, внимательно исследовав все документы, в том числе и донесения бывшего противника, предоставленные морским министерством в Токио после соответствующего запроса, никаких упоминаний о «двух неизвестных» не обнаружил[105]. Вновь взятые показания у вернувшихся из плена матросов «Стерегущего» только запутывали ситуацию. Лишь один из них честно написал: