Польский народ, однако, в подавляющем большинстве не поддался экспортно-революционной агитации, вполне справедливо расценив происходящее как очередную агрессию недавно изгнанных захватчиков. Тем более, что вместе с красноармейцами в Польшу пришли и комиссары с чекистами и начались массовые аресты, казни заложников, реквизиции имущества и прочие прелести «нового строя».
Вскоре десятки тысяч добровольцев восполнили потери Войска Польского, а в тылу у красноармейцев вспыхнуло громадное партизанское движение. Ряды же «освободителей от буржуазно-помещичьего гнета» усилить было больше некому. В России продолжал царствовать военный коммунизм — разруха и голод, а недавний патриотический энтузиазм с началом «заграничного похода» сразу же угас.
Перелом в войне наступил 16 августа, когда поляки, перегруппировав войска, перешли в контрнаступление под Варшавой. Фронт Красной Армии был сразу же повсеместно прорван и она в беспорядке, с все возрастающей скоростью, побежала назад к исходным рубежам. Однако уйти повезло далеко не всем. 130 тысяч человек попали в польский плен[163]. Две армии — 4-я и 15-я, а также 3-й конный корпус (всего около 50 тысяч солдат), отрезанные и прижатые к территории Восточной Пруссии, были интернированы немцами[164]. Сколько погибло, до сих пор точно не известно, но очевидно, что эта цифра сопоставима с вышеприведенными.
Те, кому удалось выбраться живым, к середине сентября оказались уже за Брестом, а еще через месяц откатились к Минску и Виннице. На этом боевые действия прекратились. Польше они обошлись в 184 тысячи убитыми[165]. 33 тысячи попали в советский плен[166]. Общие потери войны 1920 года для Красной Армии, как уже упоминалось, пока еще никем до конца не подсчитаны, но даже по неполным советским данным они представляются более крупными, чем у Войска Польского[167].
12 октября 1920 года в Риге между Польшей и советскими республиками было заключено предварительное перемирие. Окончательный мирный договор стороны подписали спустя пять месяцев — 18 марта 1921 года. Он так и стал называться Рижским. По его условиям западные земли Украины и Белоруссии с пятнадцатью миллионами населения отошли к Польше, территория которой в результате этого выросла более чем вдвое[168]. Кроме того, Польша получила с Советской России солидную контрибуцию — 30 миллионов золотых рублей[169]. Итоги этой войны, хотя и не даровали Варшаве искомое пространство «от моря до моря», оказались для поляков все же столь утешительными, что по сей день воспринимаются как своеобразная компенсация за два века предыдущих обид.
Для Советской России последствия «похода на Европу», обернулись, разумеется, совершенно иной стороной. Как это часто бывает у проигравшей стороны, персонажи недавней драмы сразу после драки начали махать кулаками и работать перьями (кто умел, конечно), пытаясь таким образом найти «крайних» или доказать собственную невинность и взвалить ответственность на других. В первое послереволюционное десятилетие еще допускалась относительная свобода мнений. В 20-е годы тема войны с «белополяками» была одной из самых животрепещущих. Книг, посвященных ей, издали множество — от пропагандистской «жвачки» до серьезных профессиональных исследований авторитетных историков и непосредственных участников — вплоть до высшего командного звена. Многие работы выглядят добротно и до определенной степени объективно — присутствуют даже попытки анализа причин неудач. Однако при внимательном их прочтении можно заметить, что практически все авторы, прилежно исследуя частности, упорно стараются не акцентировать внимания читателей на главном. На том, что Красная Армия была разбита всего лишь одной бывшей провинцией Российской империи и что, с точки зрения современного (то есть 20-х годов XX века) военного искусства, та война совершенно неинтересна, поскольку являлась даже не вчерашним, а, в лучшем случае, позавчерашним днем.
Опыт Первой мировой продвинул воинское дело далеко вперед. Привычными и необходимыми стали танки, авиация, радиосвязь, а также прочие достижения науки и техники, которые являлись для советско-польского противоборства редкой экзотикой. На этом фоне подсчеты сабель и тачанок, конечно же, произвели бы на читателя убогое впечатление. Поэтому пишущие избегали столь важных, но неприятных сравнений. Ведь иначе логика могла привести к опасному основному выводу о том, что русская пролетарская революция, в отличие от европейских буржуазных (например, французской, породившей армию нового типа вкупе с великим Наполеоном), не совершила качественного прыжка в военном деле, а наоборот, отбросила страну и ее армию назад. В итоге научно-дискуссионная буря продолжала бушевать в «стакане воды».
164
Какурин Н., Меликов В. Гражданская война в России: война с белополяками. М.: ACT, 2002. С. 487–490.