Судьба отечественного военно-морского флота по своей главной доминанте во многом похожа на путь российской демократии. Также внедренный силовым актом, по прихоти верховной власти и вопреки глубинным традициям народа, он никак не может найти опору в головах подавляющей массы населения страны. В чем очень легко убедиться, спросив знакомых, к примеру, о том, как выглядит танк или бронетранспортер, а затем поинтересоваться тем же самым в отношении фрегатов или эсминцев. В связи с чем разговор на заявленную тему невозможно вести без хотя бы небольшого предисловия, объясняющего некоторые базовые моменты национальной военно-морской специфики.
Смысл ее лучше всего выражается в скучных статистических выкладках. Но, избегая тоскливой цифири, попробуем сформулировать суть проблемы в виде нескольких очевидных фактов. Общеизвестно, что эскадры боевых кораблей по сравнению с сухопутными войсками всегда являлись более миниатюрным и сложным механизмом. Его создание и отладка требуют много времени и значительных интеллектуальных достижений практически во всех сферах человеческой деятельности (в отличие от небольшой по размерам экспедиции Колумба, собрать подавляющую своей многочисленностью орду мог любой неграмотный хан). Поэтому с успехом пользоваться столь тонким инструментом за всю историю земной цивилизации удавалось всего нескольким государствам. Тем, чей главный и самый объективный критерий развития в виде экономической мощи оказывался наиболее впечатляющим для своего времени.
И поскольку Россия никогда не числилась среди лидеров в области промышленности и финансов, то и флот ее всегда занимал (если вообще существовал в тот момент) весьма скромное место на иерархической лестнице военно-морских мировых авторитетов. А к концу первого тысячелетия нашей эры, когда на территории будущей России еще только началось образование родоплеменных союзов, история развития военного искусства для «большой воды» на Земле насчитывала уже несколько десятков столетий. Много раз возникали и рушились могущественные морские супердержавы — Критское царство, Афины, Карфаген, Рим, огромные флоты которых постоянно сходились в жестоких бескомпромиссных сражениях, вырабатывая при этом стратегию и тактику ведения операций и совершенствуя типы боевых кораблей. Но по своей сути флот совершенно не соответствовал тому жизненному укладу, который лежал в основе народного характера славян, сформировавшегося в сугубо сухопутных условиях. И лишь благодаря варягам, вмешавшимся в естественный ход сложных этносоциальных процессов на северо-востоке Европы, местное население в некоторой степени познакомилось с мореплаванием. С высоты нынешних знаний можно сказать, что скандинавы, в сущности, провели первый опыт по внедрению «морского мышления» в славянскую массу. Попытка эта, в конечном счете, не увенчалась успехом. Хотя начиналось все вроде бы удачно. Свидетельство тому — походы варяжско-славянских дружин по Черному морю. Правда, чисто боевыми древнерусские суда назвать нельзя, так как строились они преимущественно для транспортных целей и при встрече с серьезным противником, обладавшим военными кораблями специальной постройки, имели очень мало шансов на победу. В качестве наглядной иллюстрации здесь можно вспомнить катастрофу морского похода князя Игоря на Византию в 941 году. Поэтому российские историки всех поколений (даже из числа тех, что обожали «надувать щеки» в великодержавной гордости по любому пустячному поводу) данному периоду обычно уделяли всего несколько аморфных и бесцветных абзацев, а затем сразу перепрыгивали к временам Петра Великого.
Полученные Древней Русью искусственным путем знания и навыки, без опоры на традиции и экономический интерес оказались непрочными. В последующий период наши предки довольно быстро утратили вместе с «норманнским духом» и великолепные морские традиции варягов. Остатки морского авантюризма уничтожило монгольское завоевание. По сей причине и о великих географических экспедициях (открытии Америки, морского пути в Индию и т. д.), и о борьбе за владение океанами между такими морскими «грандами», как Испания, Португалия, Голландия и Англия, — в Московии почти ничего не знали. Между тем именно эти события революционным образом изменили ситуацию в мире. После них любое государство, претендовавшее на мало-мальски достойное место в международной жизни, уже не могло оставаться в сухопутной самоизоляции.