Это событие настолько красноречиво характеризует ту дистанцию, что отделяла николаевских моряков от лидеров цивилизованного мира, что комментарии здесь вообще не требуются. Оно кстати превратилось в своеобразный роковой рубеж, поскольку с той поры и до наших дней успех в любой из войн сопутствовал только отдельным российским (или советским) кораблям. Причем исключительно в локальных стычках, да и то чрезвычайно редко. Недаром ведь самые известные эпизоды из боевой летописи отечественного флота, утвердившиеся в народной памяти за последние полтора столетия, связаны не с победами, а либо с ситуациями «погибаю, но не сдаюсь» («Варяг», «Стерегущий», «Сибиряков»), либо с громкими загадочными катастрофами («Императрица Мария», «Новороссийск», «Курск»). Можно сказать, что основными вехами в истории существования военно-морских сил нашего государства с середины XIX века стали большие и малые трагедии. А отсчет здесь начинается, разумеется, с полной потери флота по итогам Крымской войны. (К тем кораблям, что были уничтожены руками «самотопов» по сути одновременно добавились и все остальные вымпелы, так как опыт войны фактом «севастопольского самоубийства» неопровержимо доказал их полную никчемность.) То же самое, только в еще более жестком варианте, повторилось через полвека в русско-японскую 1904–1905 годов, когда путем титанических усилий вновь были созданы, казалось бы, достаточно внушительные военно-морские силы. По крайней мере, количественно они вышли на «твердое» третье место в мире. Но дальневосточная война с далеко не самым сильным противником того времени, прогремев на весь мир позорными разгромами у Порт-Артура и Цусимы, опять вернула евроазиатскую империю с небес на землю, недвусмысленно указав ей на ее место — за дверями гостиной океанской элиты.
Следующий «удар судьбы» настиг отечественный ВМФ по итогам Первой мировой войны. К тому моменту такие бывшие морские «авторитеты», как Испания, Португалия и Голландия давно утратили былые амбиции. Им на смену в число лидеров выбились США и Германия. И если бы флот последней не сковали бесчисленные британские эскадры, у российских адмиралов не осталось бы даже теоретических шансов сдержать напор кайзеровских линкоров. Но в сложившейся ситуации немцы отрядили на «Восточный театр» минимум устаревших судов. С ними и боролся без особого успеха весь Балтийский флот, являвшийся наиболее крупным и современным ресурсом петербургского Адмиралтейства. (В данном плане весьма красноречивы строки из доклада командующего Балтийским флотом адмирала Нипенина начальнику Морского штаба: «За истекшую кампанию 1916 года следует отметить крупный стратегический успех неприятельских подлодок, которые проникнув за наши позиции, скомпрометировали наше безусловное владение районами Рижского и Финского заливов».[242] Иными словами русским морякам не удавалось обеспечить даже безопасное плавание у своих тыловых баз.)
Зато именно моряки Балтийского флота, как известно, сыграли не последнюю роль в революционных событиях 1917 года и окончательном развале национальных вооруженных сил. В конечном счете, вышла знакомая печальная картина с «разбитым корытом» — практически полное уничтожение всех боевых кораблей.
А между тем военные суда — удовольствие очень дорогое. Стоимость постройки лишь одного линкора равноценна затратам на вооружение нескольких десятков дивизий сухопутной армии. Поэтому излишне объяснять, во что обходилось обзаведение подобными красавцами для России с ее отсталой экономикой и промышленностью. Из народа по копеечке вынимали последнее…
В то же время именно конец XIX и начало XX века явились периодом наивысшего взлета отечественной военно-морской историографии. Видимо, длительный период постоянных неудач, не дававший ни малейшего повода для «головокружения от успехов», все-таки заставил большинство добросовестных специалистов взглянуть на былое трезвыми глазами и проанализировать опыт в поисках причин столь прискорбного состояния дел. Кроме того, сказалось то, что после либеральных реформ Александра II цензурная узда ослабла и российские ученые обрели возможность полноценных регулярных контактов с европейскими коллегами, которые уже давно овладели принципами и методами критического анализа событий прошлого. Так или иначе, но уровень объективности в книгах многих военных историков, работавших в годы правления последних царей, вполне соответствует западным стандартам[243].
Данная историографическая традиция по инерции какое-то время жила и после большевистского переворота. Конечно, революционные катаклизмы сильно проредили ряды историков. Но те, кто выжил, продолжали выдавать довольно качественную продукцию. Этому отчасти помогало и то обстоятельство, что новая власть постоянно требовала «разоблачать словоблудие старорежимной науки». Поскольку данное явление (наряду с вышеупомянутыми прогрессивными веяниями) действительно имело место, иногда оказывалось достаточным просто объективно описать какое-нибудь поражение, чтобы соблюсти «линию партии и правительства». Таким образом, было опубликовано много весьма профессиональных исследований[244]. Однако затем идеологическая направленность советской пропагандистской машины круто поменялась, устремившись в русло национал-большевизма. Старых «военспецев», чтобы не мешали, отправили «в расход», а пришедшие им на смену молодые кадры начали, что называется «на всю катушку» трудиться на уже было забытой ниве «прославления». «Творческий импульс» Иосифа Виссарионовича оказался столь силен, что его инерция военной историографией не преодолена и ныне.
243
Среди наиболее интересных авторов можно назвать Г. А. Леера, П. А. Гейсмана, В. А. Мошнина, Н. Л. Кладо, А. К. Баиова.