Что касается Татьяны, то, небось, не каждая сирота, человек без поддержки и помощи, решится изменить лицо, чтобы умаслить судьбу или, наоборот, дать ей, неласковой, пинка под зад и начать борьбу за счастье своими силами. И не каждая, как Улита, может забрать чемоданчик, в котором лежит полмиллиона буржуйских долларов, пусть своих, но из-под носа опасного вора, положившего на них глаз, и слепо драпануть в нормальную жизнь, покончив с полукриминальной романтикой и приключениями.
Воистину, человека формируют не только задатки, но и жизненный опыт, который не возникает из бездеятельности. И это сущая правда, что талантливый человек, живя в достатке и покое, может никогда не переступить порог благополучия и, как следствие, прожить бессодержательно, никогда не доводя свое личностное развитие до уровня, на какой его планировало провидение. Априори[13] же обездоленная, забытая в злыднях людьми и небом, битая бурями и мятая на жизненной тряске горемыка наконец закаляется, накапливает эмпирические[14] знания и достигает полностью заслуженных высот. У девушек и здесь было кое-что общее, а именно — сиротство и детские мытарства в интернатах.
— Неплохо было бы перед загулом снять уздечки[15], — засмеялась Татьяна, высвобождая грудь из тесного белья. — Видишь, я тоже кое-что помню из детства, — намекнула она на употребленные сленговые слова.
— Почему нет, ведь на самом деле оно у нас недавно закончилось.
Тем временем Татьяна вынула из битком набитой дорожной сумки новенькую ночную сорочку, переоделась в нее, а сверху набросила симпатичный домашний халатик. Ноги обула не в мягкие тапочки, какие обычно берут в дорогу, а в летные туфли на высоком каблуке. На всей ее одежде еще висели фабричные бирки, и девушка, радуясь этому, не торопилась их снимать.
— Покрасуюсь и разношу заодно, — показала на босоножки. — У меня всегда проблемы с новой обувью, — и принялась умываться. — А ты чего ждешь? Переодевайся, — удивилась, что Улита сидит, как и раньше, скрестив руки на коленах.
— Не во что. У меня ничего нет, подруга.
— Даже так? — Татьяна растерянно осмотрелась, будто в поисках подсказки или совета, а затем решилась: — Так возьми мое, — и она, может, из благодарности за слова поддержки, подбадривания или из какого-то другого теплого чувства вынула еще один комплект домашней одежды и подала девушке. — Шлепанцы, вижу, у тебя свои есть. Но, если хочешь сделать мне приятное, разноси это, — подала завернутые в оберточную бумагу новенькие туфли. — Как говорится, ты меня гуляешь, а я тебя одеваю.
— Ну, если так, то не откажусь.
— Ты, оказывается, не киевлянка? — Татьяна наблюдала, как Улита после умывания с удовольствием влезла в новенькую сорочку, халат, подвязалась поясом и надела великоватые для нее туфли. — Или как?
— Киевлянка я, киевлянка, — буркнула Люля, осматривая себя, как умеют это делать только женщины и только тогда, когда надевают что-то новенькое. — Боюсь, что с туфлями ничего не выйдет, они на мою ногу даже плотно не сели.
— Поноси, им не помешает.
— Ну, харе.
— Что-что? — переспросила Татьяна.
— Хорошо, говорю, договорились, — улыбнулась Люля.
— А едешь куда, не собравшись? — продолжала Татьяна, деловито одергивая и на себе обновки.
Люля остолбенела. Так бывает, что предусмотрительный и видавший виды человек, сконцентрировавшись на достижении основной цели, забывает о чем-то второстепенном или менее важном. Этот общечеловеческий недостаток всегда и приводит к раскрытию любых заговоров или тайных деяний, не говоря о преступлениях. А именно по такой дорожке шла нынче Люля, которая должна была не хуже зайца запетлять свой след, и не только от Дыдыка, а и от всех других, чтобы они ненароком не вывели его на нее. Она удачно организовала свое непосредственное бегство, а здесь недопустимо ослабила бдительность — не подумала об официальной легенде. Ведь с людьми как-то надо общаться и что-то говорить им о себе тоже надо!
«Спасибо тебе, Татьянка, за нетактичность, за всю твою открытость и доверие. Они мне идут на пользу, а я тебя, милая, отблагодарю за это», — подумала Люля, спохватившись.
— На кого-то другого обиделась бы за откровенное любопытство, а тебе, уж так и быть, расскажу. Здесь такая история, что в два слова не поместится, — тянула Люля время в поисках приемлемого объяснения.
В дверь снова постучали, и в купе вошла проводница с подносом, сопровождаемая невыносимо щекочущим ароматом только что приготовленной пищи.