– Я ваш пленник и не жду ничего хорошего, – капитан Деррик с достоинством склонил голову, выражая полную покорность и спокойствие. – Я ко всему готов.
– Пленник? – засмеялся Зимон. – Да зачем вы мне нужны?
– Простите? Я не пленник? Не могли бы вы объясниться, господин командир? Как вас понимать?
– А так и понимайте – проваливайте на все четыре стороны!
– Я свободен?
– Абсолютно. Вы свободнее любого из нас. Бауэр, покажите капитану выход и проводите на мостик.
Примерив на себя роль вышколенного дворецкого и догадавшись о затеянной игре, обер-лейтенант Бауэр учтиво склонился и широким жестом указал на трап.
– Будьте любезны, сэр, проследовать сюда. Я вам помогу. Ногу лучше ставить вот так, а рукой беритесь за поручни.
– Однако… – почувствовав подвох, заартачился капитан. – Мы же…
– Пусть это вас не беспокоит. Герр командир не любит повторять, пользуйтесь его добротой. Бартольд, окажи нашему английскому гостю гостеприимство и подтолкни его в зад, а то господин капитан начинает злоупотреблять нашим радушием.
Капитан Деррик всё понял. Он обречённо полез по трапу, тяжело перебирая ботинками и не с первого раза попадая на ступени. Климу бросилось в глаза, что ботинки у капитана блестели новизной. Наверняка впервые он надел их перед выходом в море. Ещё они были на босу ногу. Штурман Хартманн не оказался настолько любезен, чтобы позволить поискать носки. Поднимавшийся следом Бауэр дождался, когда англичанин выберется из рубки на мостик, с грохотом захлопнул люк, завинтил штурвал, и выкрикнул в центральный пост:
– Готово! Их сиятельство нас покинули! И как теперь я буду с этим жить?
Не оценив шутку первого помощника, Зимон недовольно скривился, но пресекать не стал.
– Глубина тридцать метров, – скомандовал он рулевым.
Бауэр внимательно прислушался к стукам и крикам извне, но звуки заглушили хрипы выдуваемого воздуха. Он разочарованно спустился в центральный пост и заглянул штурману в карту.
– Рольф, сколько сейчас до суши?
– Уже пять миль.
– Не доплывёт, – подчёркнуто участливо вздохнул Бауэр. – В такой-то собачий холод. Да и ветер от берега. Нет, не доплывёт.
– Все по местам, – подвёл черту Зимон. – Рольф, черти линию пути к Канарским островам. Пора просушить наши отсыревшие задницы.
Клим с трудом дождался, когда его отпустят, и с облегчением покинул центральный пост. Время его вахты закончилось, и, не доходя до машинного отделения, он рухнул на нижнюю койку в старшинском кубрике. Откинувшись на спинку, Клим закрыл глаза. «Что я здесь делаю?» Эта мысль жгла, как воткнутый в грудь раскалённый гвоздь. «Почему я ещё здесь? Почему я в этом участвую? Почему не открыл люк, не устроил пожар, почему ничего не сделал, чтобы уничтожить эту банку пауков, пустив её на дно? Я цепляюсь за жизнь и становлюсь таким же, как и они, преступником».
С трудом открыв глаза, Клим посмотрел на загородившие проход спины. В центре внимания вертелся Олаф. Хвастаясь, он по очереди совал каждому в лицо кулак и требовал оценить его перстень. Кажется, это уже был не первый круг, и от него начали отворачиваться. Встретившись взглядом с Климом, Олаф ринулся со своим трофеем к нему.
– Видал? Сигард говорит, что в нём не меньше тридцати грамм!
– «Эриния», – прочитал надпись Клим.
– Так написано?
– Древнегреческая богиня мести.
– Ух ты! – восхитился Олаф. – А я же говорил, что это не девочка из борделя.
– Эриния наказывает свои жертвы, ввергая в безумие.
– Слыхал, Сигард? Богиня! Образованный человек говорит. Врать не будет. Моя красотка благородных кровей. А что ты ещё о ней знаешь?
– Ничего, – отвернулся Клим.
Больше всего ему сейчас хотелось проснуться. Чтобы на него вылили ведро ледяной воды, он очнулся, а всё происходящее оказалось жутким кошмаром.
– Как ничего? – не унимался Олаф. – Ты уж давай, выкладывай. Я в неё влюбился с первого взгляда и теперь хочу знать о моей красавице всю подноготную. Я с ней был аккуратен. Палец хрясь, а на ней ни царапины. Эй, русский, я с тобой разговариваю!
– Пошёл вон! – вдруг взорвался Клим.
Ему катастрофически требовалось дать выход чувствам, и Тапперт оказался как нельзя кстати.
– Что?! – опешил Олаф.
Однако его растерянность длилась всего лишь мгновение. Не успел Клим встать, как ему в грудь врезался кулак. Рухнув на койку, он ответил удачным ударом ногой в живот. Охнув, Тапперт отлетел на противоположный ряд коек, завалив попутно не успевшего отскочить Майера. От восторга толпа взвыла. Предчувствуя стоящее зрелище, все расступились, прижимаясь к двери и переборкам. На этот раз Клим занял вертикальное положение первым. Стоило Олафу поднять голову, как она тут же откинулась назад, щёлкнув зубами после воткнувшегося в челюсть кулака. Но Олаф был закалённым уличным бойцом и так легко сдаваться не собирался. И даже несмотря на то, что за ударом левой последовал хук правой, он устоял на ногах. Тесный проход мешал Климу вложить в удар всю силу, зато Олаф хорошо знал, как недостаток простора превратить в преимущество. Подтянувшись рывком на поручнях верхних коек, словно на брусьях, он выбросил тело вперёд, целясь ногами сопернику в грудь. Увернуться Клим не успел, и теперь настал его черёд сметать всё на своём пути. Не желая упустить вдруг возникшее преимущество, Олаф бросился вдоль прохода, дабы не дать противнику встать. Он уже предвкушал, как вобьёт русского в пол. Под ликующий рёв толпы. Но что-то пошло не так. Из глаз вдруг брызнули искры, рот мгновенно наполнился кровью, и, ослеплённый, он замер, сжавшись, ожидая следующий добивающий удар. Однако ничего не происходило, и он осторожно открыл глаза. Толпа умолкла, русский тяжело поднимался, опираясь на чьи-то руки, а напротив стоял Адэхи, всё ещё держа у лица Олафа кулак с замысловато скрюченными пальцами.