– Инженер, мы можем не ползти, как дохлые тюлени? Увеличить ход – я хочу заглянуть за другой борт!
– За перископом появится бурун, – осторожно напомнил Бауэр.
Не удостоив его ответом, Зимон во все глаза смотрел, как меняется ракурс судна, постепенно открывая невидимый борт. Теперь показалась палуба лодки с разгуливающим экипажем, затем стволы зенитного орудия и, наконец, рубка целиком. Этого уже было вполне достаточно. Сейчас Зимон ни на йоту не сомневался, что перед ним точно такая же, как и его, «семёрка». Он молча отошёл, предоставив возможность и остальным посмотреть в перископ.
– Это наши, – недолго разглядывая, подтвердил Хартманн.
– Чтоб я сдох! – согласился боцман.
Штурман выждал, когда очередь пошла по второму кругу, посмотрел ещё раз, затем задал вполне резонный вопрос:
– Что теперь делать?
– Ждать, – ответил Зимон.
– Вас смущает испанец?
– И он тоже. Дождёмся, когда наши останутся одни.
– А если лодка уйдёт вместе с судном?
– Не думаю. Зачем идти рядом с тем, кто привлечёт к себе внимание и может выдать? Понятно, что испанец оказывает лодке помощь, но нельзя же доверяться на все сто процентов. Терпение, и всё узнаем.
Легко сказать – ждать! Время тянется, словно его и нет вовсе. Стрелки часов подозрительно неподвижны, и возникает соблазн проверить завод часов. Каюта Зимона расположена сразу же за средней группой балластных цистерн. Койка за коричневой шторой, несколько шкафчиков на стене и очень маленький письменный стол в углу. Вот, пожалуй, и всё. Да… ещё портрет гросс-адмирала Дёница. И, конечно же, злополучные часы! Стрелки которых сводят с ума своей медлительностью. Зимон следит за ними почти с ненавистью. У каюты нет двери как таковой, и он видит обе стороны коридора, по которому осторожно крадутся матросы, решив, что командир наконец уснул. Но Зимон лишь делал вид. Каюта сообщается с центральным постом водонепроницаемым люком, который почему-то сейчас закрыт. Не выдержав пытку временем, Зимон срывается с места и, распахнув люк, злобно рычит:
– Я же сказал – не закрывать! Хартманн, есть новости?
– Всё по-прежнему, герр командир, – отзывается заступивший на вахту штурман. – Испанец закончил погрузку, но не уходит. У вас будут новые указания?
– Ждать!
Зимон откинулся на подушку и закрыл глаза. «Нетерпение – признак молодости», пришло на ум известное выражение. В свои двадцать девять Зимон давно уже не считал себя юнцом. Война ведёт особое летоисчисление, и двадцатипятилетний, рано поседевший сломленный старик уже давно перестал быть какой-то диковинкой, но он сейчас волновался, как перед первым свиданием. Кто-то ещё, как и он, решился на такой же безрассудный шаг, объявив войну всему миру! И этот кто-то совсем рядом. Нужно лишь дождаться, когда исчезнет судно, и встретиться. А может, они уже знакомы? «Вряд ли, – улыбнулся собственным мыслям Зимон. – За всю войну Германия успела построить тысячу подводных лодок. Больше восьмисот приняли участие в боевых действиях. Через некоторые лодки прошло по несколько командиров. Шанс на то, что они могут быть знакомы, слишком мал». Зимон снова взглянул на часы и, о чудо, не поверил собственным глазам! Стрелки показывали поздний вечер. Значит, он всё-таки уснул? Недоверчиво покосившись на дремавшего на противоположном диване Адэхи, Зимон осторожно заглянул в центральный пост. Штурмана уже сменил Мацуда и, увидев командира, приветливо кивнул.
– Хильмар-сан, я как раз хотел вас будить. Испанцы поднимают якорь.
Сомнений нет – судно собирается уходить. Дым из трубы теперь валит негнущимся чёрным столбом. Поверхность моря сменилась с бутылочного цвета на по-вечернему тёмно-синее. Набежавшие облака заслоняют клонящееся к горизонту солнце, и их тени ползут по воде чернильными пятнами. На судне зажгли ходовые огни, затем оно медленно двинулось на выход из бухты, постепенно набирая ход и вытягивая из-под кормы длинный пенящийся хвост. К чёрту судно! Всё внимание Зимона теперь приковано к лодке. Что делает её экипаж? Но там пока что никаких изменений. На мостике с биноклями вахта, на палубе пара матросов возятся с грузовыми люками. Темнеет очень быстро. Быстрее, чем испанец успевает скрыться из глаз. И уже с трудом скрывая натянутые, как струны, нервы, Зимон смотрит то ему вслед, то снова на лодку. В закрытой с трёх сторон бухте стемнело быстро. Но кажется, что на лодке усилилась активность. На палубе теперь мелькали с десяток тёмных фигурок матросов. Зимон вертел окуляры, стараясь рассмотреть, чем они заняты. Так и есть – кнехты с намотанными леерами опускают, кранцы убирают в пустоты под решетчатый настил – лодка готовится к выходу в море!