— Мы? — я ужасно удивилась и разозлилась на него. — Тебе зачем при этом присутствовать? И вообще с какой стати ты здесь раскомандовался?
— Я только хотел тебе помочь. И я не хочу, чтобы ты была одна. Между прочим, я еще и свидетель, если ты вдруг забыла.
— Послушай. Я обещала сходить в полицию и я схожу. Одна. Очень мило, что ты остался сегодня ночью, но дальше я справлюсь сама.
— К твоему сведению, по этому дому бегает мой сын! И еще одна маленькая девочка, которую я, так уж получилось, люблю больше жизни. Я не хочу, чтобы с вами что-то случилось.
— Ага, понятно. Теперь новая цель твоей жизни — нас защищать!
Он сел напротив:
— Тебе именно сейчас надо ругаться? Ты не можешь просто принять мою помощь? Почему надо непременно делать все самой? Зная, что тебя могут прикончить! Или навредить детям!
— Я очень боюсь, что на роль героя ты не тянешь. Я не хочу, чтобы ты шел со мной! Я не собираюсь считаться с твоим мнением! Я не хочу, чтобы дети опять поверили, что мы будем вместе! Я не хочу, чтобы ты опять в это поверил!
Геерт поднялся, надел куртку и пошел к двери.
— Как хочешь. Дело твое. Я ушел. Дура долбаная.
Он с шумом захлопнул дверь. Мне было стыдно за свои слова, но я не могла поступить иначе, как отказаться от его помощи. Он меня раздражал. Лучше бы он был депрессивным, зависимым от меня существом, чем ангелом-спасителем. Я знала, что он может играть только одну роль.
Глава 8
В полицейском участке пахло потом. Застоявшийся острый запах наполнял все помещение. Дежурная указала мне на убогий закуток, где надо было ждать, и пообещала, что меня скоро примут. Она даже спросила, с кем мне лучше говорить — с мужчиной или с женщиной. Мне было все равно.
Я присела на пластмассовый стульчик, через два места от толстого лысого мужчины, который клевал носом. Потом пахло как раз от него. Я чувствовала себя здесь очень неуютно, наедине с этим храпящим мужиком, под взглядами десятков глаз со светло-розовых плакатов. Это были лица пропавших детей и преступников в розыске. Вознаграждения за сведения. Было ощущение, что я попала в детективный сериал, и было странно осознавать, что кто-то, чье лицо вполне могло быть на одном из этих плакатов, меня преследовал. Что и моя жизнь может закончиться как скверная черно-белая копия на стене этой грязной душной комнаты.
Я стала придумывать, что этот толстяк здесь делает. Он не может быть подозреваемым, иначе он бы здесь не сидел. Хотя всем, кто обращался к дежурной, она предлагала подождать. Может быть, он как раз и был убийцей, который пришел с чистосердечным признанием.
Здесь можно было вонять перегаром и потом, но курить, конечно, было запрещено. Я вышла на улицу и почувствовала, как в мою спину впился взгляд дежурной. «Погодите, вас вызовут!» — прокричала она мне вдогонку с просторечным амстердамским акцентом. Она, должно быть, решила, что я ухожу; честно говоря, я и сама уже подумывала об этом.
Я услышала, как какой-то мужчина произнес мое имя, и дежурная ответила: «Да, она здесь, курит на улице». Полицейский, лет на пять моложе меня, высунул голову в приоткрытую стеклянную дверь и пригласил меня пройти с ним. Я бросила окурок, затоптала его и последовала за его выбритым затылком, покрытым красными пятнами. Было что-то комичное в его фигуре: наручники слева, огромный пистолет на худенькой заднице справа, голубая рубашка велика в плечах. Он, видно, слишком буквально понял лозунг «Фуражка всем к лицу». Я не могла себе представить, что он заковывает в наручники агрессивных наркоманов, но он проходил по полицейскому участку с таким видом, как будто был Арнольд Шварценеггер собственной персоной.
Мы прошли в скудно обставленный кабинет, и Йохан Виттеброод, как он представился, предложил мне удобный стул и спросил, не хочу ли я кофе или чаю. Потом он извинился и пошел за кофе. Полицейские, смеясь и болтая, проходили по коридору, и я изо всех сил вслушивалась в то, что они говорят, мне казалось, что это очень интересные вещи. Я начинала нервничать все больше и больше.
— Ну что же, госпожа Фос, расскажите, что привело вас в полицию?
Виттеброод непринужденно откинулся на спинку стула, сплетя пальцы на своей чашке. Я нервно помешивала пластмассовой палочкой некрепкий кофе.
— Мне угрожают. Во всяком случае я очень беспокоюсь…
— Хм. И вы кого-нибудь подозреваете?
— Нет, я не знаю.
— В чем выражаются угрозы?
— Ну, я получаю письма. А вчера мне прислали дохлую, вонючую крысу. Письма я принесла с собой. Крысу, конечно, нет.