Глава 23
После отъезда Ван Дейка мои мысли завертелись с головокружительной скоростью. Пожар. Шкафчики. Оставленный свет. Разве я оставила свет? Я была уверена, что нет. С другой стороны, я теперь ни в чем не была уверена. Кто-то был в моем доме. Звонил с моего мобильного. В ту ночь, когда я боялась выйти в коридор, а Мейрел и Вольф спали в моей кровати, он был внизу. Он звонил в похоронную контору. Он хотел не просто меня напугать, а выставить перед всеми сумасшедшей. Вот чего он добивался.
По спине у меня покатился холодный пот, а выпитый чай устремился наверх. Упершись кулаками в живот, я согнулась, пытаясь не терять контроль. Вся группа видела крысу. Геерт читал письма. Виттеброод читал письма. Я не сошла с ума. По глазам Ван Дейка я поняла, что он мне не верил. Он меня просто жалел. Он решил, что с головой у меня не в порядке, и как крик о помощи я придумала себе маньяка. Возможно, он покопался в моем прошлом и выяснил, что моя мать страдала параноидальной шизофренией, боялась, что мы хотим ее отравить, и поэтому пыталась убить моего отца.
Если бы я знала, что делать. Если бы я знала, зачем я далась этому психу. Если бы я знала, кому я так далась. Это должен быть кто-то знакомый. И опять я уперлась в Геерта. У него был ключ от моего дома. Он знала историю моей матери. Он устанавливал на кухне лампочки.
Вдруг я подумала про Мартина. Он так хотел детей. Он занимался наследством. Он тоже знал все обо мне и моей сестре. Часть наследства он вложил в ценные бумаги — для детей. У него были проблемы. Если он уберет с дороги меня, моя сестра унаследует мой дом, все имущество и получит опеку над Вольфом и Мейрел. Геерт бы попытался ее оспорить, но с его образом жизни шансов у него не было никаких.
Или Стив. Все началось с того момента, как он возник на горизонте. Но с чего бы Стиву это делать? Нет, его сразу можно было вычеркивать из списка подозреваемых. Стив был слишком ленивым и эгоцентричным для подобных акций.
Все, надо остановиться. Может, целью моего преследователя было как раз настроить меня против моих близких. Чтобы я все больше отдалялась от всех. Сумасшедшим был он. Не я. Он хотел показать мне, как близко он может подобраться. Как крепко он держит в руках все ниточки, так что я не смогу вырваться, никто не станет мне верить и даже полиция не сможет меня защитить.
Анс вернулась домой, матерясь и вздыхая. Она сбросила туфли в коридоре, повесила мокрую куртку на вешалку, натянула шлепанцы и, ругаясь, поплелась в комнату.
— Эта долбаная пробка! Чокнуться можно, да погода еще такая мерзкая, — она упала в кресло, покрутилась в нем и закрыла глаза. — Я просто никакая.
Ее длинные волосы прядями прилипли к лицу. Глядя, как она сидит, я поняла, что она похожа на папу. У нее были более резкие скулы и острый нос, чем у меня. Гладкая и почти прозрачная кожа, как у нашей матери. Я была намного круглее, чем она.
— Можно мне сигарету? — спросила она, все еще не открывая глаз.
Я хотела с ней поговорить. Рассказать, какое несчастье случилось у меня сегодня. Но вдруг опять почувствовала километровое расстояние между нами. Я опять стала младшей сестренкой, которая вечно путается под ногами. А еще я боялась, что она, услышав всю историю, подумает, что Ван Дейк прав. Она вспомнит, что случилось с нашей матерью.
Анс подошла к окну и стала смотреть на дюны, положив руки на пояс.
— Уму непостижимо, с каким дерьмом мне приходится сталкиваться, — начала она. — Сегодня приходили на консультацию три мамаши с детьми. Одна — наркоманка и все свои проблемы вымещает на четырехлетней дочке, другая позволяет своему дружку издеваться над тринадцатилетней дочерью, третья надирается в стельку, садится за руль и влетает с детьми на заднем сиденье в жуткую аварию. И все трое клянутся, что ужасно любят своих детей. Умоляют разрешить им о них заботиться. И от всех, позвольте заметить, просто несет выпивкой! И ведь это уже пропащие дети! Смотришь на эти наглые, тупые рожи и не видишь ничего, никаких признаков жизни, никаких эмоций в глазах!
Я подошла к ней.
— Какой ужас! Я поражаюсь, как ты только находишь в себе силы заботиться о других. Ты уже ребенком была такая… Неужели не устала?
Анс пожала плечами:
— Вовсе нет. Если кто и знает, насколько эти дети несчастны, то это я. Я знаю, как они себя чувствуют. Я знаю, как матери манипулируют ими и используют их. Поэтому я — человек, избранный помочь им. И дело не в том, что они станут лучше, их уже достаточно сильно сформировали равнодушие и жестокость. Но если я, пусть ненадолго, смогу дать им ощущение безопасности, чувство, что кто-то заботится о них, значит, я добилась своей цели.